— Это ничего: — Николай Степанович подошел к окну, посмотрел на улицу: было светло от фонарей и свежевыпавшего снега. Киоск на углу призывно мерцал елочной гирляндой. — А тебя пошли — опять пацаны поколотят и бутылки отберут.
— Вином должен обеспечивать хозяин, — обиженно сказал Гаврилов.
— Так мы и обеспечиваем…
— Николай Степанович, — Светлана подошла и встала рядом. Духи у нее были необыкновенные. — Можно я вашу ладошку погляжу?
— Нет.
— Вам неинтересно?
— Как сказать.: Мне-то, может быть, и интересно — да боюсь, тебе скучно станет.
— Вы меня интригуете.
— Эх, — вздохнул Николай Степанович, — не привык я отказывать женщинам: Но — чтобы без обмороков и криков. И — главное — никому. Идет?
— Идет… — чуть растерянно сказала цыганка.
Через пять минут, отпустив его руку, она произнесла тихо:
— Да уж, о таком и захочешь, да не расскажешь…
— И что меня ждет?
Она помолчала.
— Война, Николай Степанович…
Громко ударил дверной звонок. Гаврилов шагнул было к двери, но Николай Степанович отстранил его: сам.
За дверью стояли Коминт с бутылками и очень задумчивый Гусар.
— Итальянская мутотень, — с отвращением сказал артист Донателло. — И больше ничего. И как вы живете?..
— Озверели вы там, в вашей Москве, — сказала Аннушка, принимая покупку.
— Ну нельзя же это пить! — воскликнул Коминт. — Но пьем… — добавил он с сожалением. — А что делать?
Делать в такой ситуации и вправду было нечего.
— Чего вы такие смурные пришли? — спросил Илья.
— Да вот даже и не знаю, — Коминт повесил куртку, пригладил волосы. — Вроде бы все нормально. Только вот ряженые какие-то непонятные по двору шляются…
— Какие могут быть ряженые? Праздники вроде бы позавчера кончились.
— Так вот и я о том же… И вообще, ну, не знаю даже, как сказать…
— Да скажи хоть как-нибудь, — потребовал Николай Степанович.
— Ну, вот представь себе: выходишь ты на арену — и под прожектором оказываешься. И сейчас: вышел, никакого прожектора, понятно, нет — а все точно так же. И эти, чтоб им пропасть, клоуны…
— Что они хоть делали-то?
— Да — ничего. Стояли, водку пили. В общем, что-то нечисто. Копчиком чую.
Копчик битый у меня…
— Ладно, ребята. Бдительности не ослабляем, хоть и туман. Рядовым — песни петь и веселиться, — скомандовал Николай Степанович.
И тут на кухне закричали…
В одну секунду все влетели туда, сметая табуретки. Аннушка на четвереньках стояла на столе, непостижимым образом уместившись среди гор посуды. Гусар молча давил кого-то в углу.
— Крыыыыы… — выдохнула Аннушка, подбородком указывая в ту сторону.
Гусар сделал шаг назад и коротким движением головы швырнул под ноги соратникам большую черную крысу. Та задрожала и вытянулась.