— А что вы думаете по поводу самой семьи Окроэ? — продолжил интересоваться Родон.
— Они — хорошие люди, с которыми произошло очень много плохого. Беда заключается в том, что горожане, пытаясь покарать зло, совершают куда более страшные вещи.
— Уж не хотите ли вы сказать, что на зло нужно закрывать глаза? — ядовито поинтересовался Клифаир.
— Боюсь, что зло — слишком размытое понятие, чтобы мы могли увидеть его глазами. Если смотреть на добро с разных сторон, появляется слишком много граней. И некоторые из этих граней уж очень сильно напоминают пресловутое зло. Все войны начинаются во имя добра, все кровопролития, вся жестокость. Прав тот, кто вовремя назвал злом другого, но так ли это на самом деле? Если бы люди следили за собой, а не за соседом, история могла бы складываться иначе.
В комнате воцарилось неловкое молчание, и Эристель посмотрел в окно, где на площади до сих пор еще оставались люди. Он не мог видеть их лиц, слышать их крики, но прекрасно понимал, что многие крайне недовольны тем, что зрелище отменилось. О том же самом сейчас думал и Родон. Он был уверен, что кто-то уже пишет письмо правителю Южных Земель о том, что семья Двельтонь поддерживает чернокнижников. Быть может, теперь он, Родон, сам является злом, с которым все это время так отчаянно боролся?
Если не обращать внимания на крыс и всепоглощающую сырость, местная темница не представляла собой самое устрашающее место этого мира. После прихода к власти Родона Двельтонь узников перестали пытать, отчего под сводами подземелий душераздирающие крики больше не разносились. Исключением стал тот день, когда четверо арестованных оказались изрублены на куски, а платье юной Шаоль Окроэ окрасилось их кровью.
Гимиро Штан допрашивали несколько раз, но молодой человек не мог быть свидетелем того, от чего его отделяли стены. Юноша упорно повторял, что не видел убийцу — лишь слышал лязг железа и крики. Однако полученная информация не произвела на Инхира Гамеля особого впечатления: мужчина рассчитывал, что Гимиро уловил хотя бы диалог между «палачом» и его жертвой.
Чего Гамель не понимал, так это зачем убийца волочил топор по полу, словно оружие было для него невероятно тяжелым. На миг мужчине даже показалось, что это дело рук ребенка, например, какой-нибудь тринадцатилетней девочки, которая обладала не только желанием отомстить, но и способностями мага. Разрушить замок не являлось для мага чем-то сложным, вот только колдун не разбивал его. Чернокнижник состарил железо настолько, что оно покрылось толстым слоем ржавчины и раскололось, точно глиняный кувшин. Подобная магия затрачивала слишком много времени, если колдун не был достаточно силен, но тогда, спрашивается, зачем столь могущественному чернокнижнику тащить топор, если можно было поднять его одной силой мысли.