Потом явился сам Николай, требуя обратно свою ученицу, раскритиковал «чересчур лаконичный стиль» третьей ёлки — Рита почти обиделась, она искренне считала, что уже набила руку, — и остался, чтобы показать Рите и Наде, как надо это делать. Рита исподволь наблюдала за ним: так странно было видеть его по-настоящему, не сном, не миражом. Что-то такое, видно, витало в воздухе этой осенью, что сразу двое из троих местных узников обрели свободу. Ну… полтора. Насчет себя Рита не была полностью уверена.
Потом приходила еще бариста из кофейни, но совсем ненадолго, еще парочка совсем незнакомых Рите девушек, потом вернулся Ярослав с бутербродами. К этому времени ёлки закончились, и они уже вдвоем, отпустив всех остальных, украшали гирляндами стены и дверные проемы. Ввалились в «Каприччо» они уже глубоким вечером, все в дождике и блестках.
— Всё прекрасно, но я голоден, как тысяча чертей, — вздохнул Ярослав.
— Я тоже, — кивнула Рита. — Сейчас что-нибудь принесу, садись пока что, я скоро.
Уже по пути на кухню Рита поняла, что только что сказала. Она была голодна. Ей хотелось есть. Но… ей совершенно не хотелось есть чьи-то чувства. Даже Ярослава, хотя вкуснее этого ей ничего пробовать не доводилось. Но сейчас это не казалось нужным. Нужным казалось что-то другое. Ей ужасно захотелось снова прийти на восьмой этаж и спросить у Него: «Это что, вообще, такое?» Но она догадывалась, что Он ответит. «Это трансформация». Как будто это что-то объясняет!
На кухне одуряюще вкусно пахло дрожжевым тестом, сыром и базиликом. Рита принюхалась и поняла, что пиццу надо брать на двоих.
* * *
Ночью Сергей снова не смог попасть к Рите в сон. Он пытался, но она об этом даже не узнала. Его это чрезвычайно разозлило: с людьми у него уже неплохо получалось, и выходили вполне сносные кошмары с погонями, а вот с Ритой номер по-прежнему не удавался. Но утром, вскоре после того, как Ярослав ушел на работу, он все-таки ей примерещился наяву.
— Ты обиделась, что ли? — спросил он. — Прячешься от меня?
— Обиделась. Прячусь, — коротко отозвалась Рита, поскольку это была чистая правда. Она даже смотреть на него не стала: все равно через морок не видно важных деталей, в этом она уже убедилась, встретившись с ним тогда на улице. Ну и какой тогда смысл вообще поворачивать голову?
— Зря ломаешься, Ритуся. Что, на свободу выходить ты тоже уже передумала?
— Передумала, — так же покладисто согласилась она.
— Ну офигеть теперь! Трусиха, блин! Так и будешь сидеть тут, как собачонка на цепи?
Тут Рита все-таки коротко глянула на него, поскольку не могла с той же легкостью ответить: «Да, буду».