— Разрешаешь? — засмеялся я, устроившись удобней и закинув ноги на подоконник.
Дэни зябко поёжилась в своём кресле, показав, что готова слушать.
«Много рыскал», — продолжил я, — «бывал везде да ещё за триста вёрст. Вот и попал я в сказочное царство, за тридевять земель, в заоблачное государство. Кто там не бывал, тот и чудес не видал».
— Ой! — вдруг вскрикнула Дэни. — Дождь так хлестнул по стеклу, словно снегом осыпало, — прошептала она, заметив моё замешательство. Я понимающе кивнул и вернулся к чтению сказки:
«Иду я раз по полю широкому, по берегу реки высокому, гляжу — стоит толпа народу, все смотрят в воду, а по воде стальная наковальня плывёт, а рядом с ней два жернова переплывают омут…»
— Два чего? — уточнила Дэни.
— Жернова.
— Что это?
— Что-то типа портативной мельницы.
— А, поняла! Похоже на французское слово, но без «штайн» на конце.
— Может быть. Продолжу?
— Угу, — задорно улыбнулась.
«…плывут и не тонут.
Пошёл я оттуда на погост…»
— Куда?
— Давай я принесу немецко-французский словарь, и мы упростим задачу.
— У тебя с собой? — удивилась она.
— Нет. А у тебя?
— Зачем он мне? Это же явно какое-то старое словечко, которое я и со словарём не поняла бы. А ты в этом разбираешься.
— В старье?
— В словах, — опять кокетливая улыбка.
— Эли, — укоризненно качнул я головой, и снова вырвалось это имя, незаметно наполняющееся для меня новым смыслом. — Погостом, как верно ты подметила, в старину называли кладбище, располагавшееся где-нибудь на отшибе деревеньки.
— Увидел наковальню с жерновами и пошёл на кладбище? Хм, — брюзгливо фыркнув, свела она на переносице брови.
«…Пошёл на церковное кладбище, значит… так, а случилось это летом, и вот иду я на погост и вижу — сидят лягушки на льду и нюхают резеду…»
— Что нюхают? — раскашлявшись, залилась она смехом.
— Траву, наверное, какую-нибудь, — пожал я плечами, расхохотавшись вслед за ней.
« …Сидят и нюхают. А тут к ним бабочка подсела, зуб от железной бороны съела. Не спрашивай, не знаю», — предвидя зародившийся в её глазах вопрос, ответил я. — « …Съела и оттого так растолстела, что подняться не может, плачет да железо гложет.
Пришлось мне ещё диковину видеть, как четыре брата-хвата… бойких брата», — уточнил я, поправив съехавшие на нос очки, — « …зайца они ловили, хоть и калеками были: один слепой, другой хромой, третий глухой, четвёртый безрукий. И поймали они косого, да ещё какого! Слепой подсматривал, глухой подслушивал, немой «держи!» кричал, безногий в погоню бежал, а безрукий за уши держал.
Видел я ещё, как ребятишки на челноке вздумали плыть по суше, не по реке. Вдруг, откуда ни возьмись, ветры подули, они все на горе и потонули.