В покоях ее как всегда дожидалась малявка с гребнем и свежим сарафаном. Переодевшись и сжевав яблоко Настя уселась на мягкую скамеечку, что бы служанка расчесала ей волосы. И пока девчонка разбирала гребнем кудряшки – заговорила сама с собой:
– Так значит, да? По кустам прячемся, девиц мистифицируем? А я может по живому существу соскучилась!
Дернувшись, Настасья в порыве чувств свалила красивую китайскую вазу. Испуганная грохотом сенная девушка шарахнулась от странной хозяйки, торопливо унося с собой ленту, которую собиралась вплести в Настину косу.
– Вот, еще и ленту дурочка утащила!
Притопнув ножкой, Настя всмотрелась в свое отражение – вполне милое, хотя и недовольное.
– Пойду косматая, будем вместе по кустам прятаться!
Скользящую между деревьев фигурку в нежно-голубом легком сарафане, с распущенными плащом белесыми кудрями трудно было игнорировать. Вскоре услышала она голос, пробирающий ее до дрожи в коленках:
– «Не проси, не моли ты меня, госпожа моя распрекрасная, красавица ненаглядная, что бы показал я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное. К голосу моему попривыкла ты; мы живем с тобой в дружбе, согласии друг с другом, почитай не разлучаемся, и любишь ты меня за мою любовь к тебе несказанную, а увидя меня страшного и противного возненавидишь ты меня, несчастного, прогонишь ты меня с глаз долой, а в разлуке с тобой я умру с тоски».
Тут – то Настя и призадумалась. А действительно, может это в ней одиночество гуляет, да женское любопытство? Надо бы отца да сестриц проведать – враз захочешь на необитаемый остров убежать. С этими мыслями перестала она бегать по саду за зверем лесным, чудом морским, загрустила.
Целый день бродила она потерянно, обрывала нежные лепестки и словно снегом запорашивала прозрачную гладь пруда. Отказалась от обеда и ужина, плела венки из горькой, остро пахнущей полыни пополам с петрушкой, и бросала в ручей, глядя, как он уносит ее дар куда-то за пределы сада. Печальные вздохи, скупые слезинки и грустное мурлыканье под нос довели бы ее родителей уже до инфаркта, но чудище морское держалось дольше – аж до вечера. Едва высыпали на небе первые яркие звезды услышала она глубокий вздох и слова потекли в ароматном, холодеющем воздухе:
– Не могу я тебе супротивным быть по той причине, что люблю я тебя пуще самого себя; исполню я твое желание, хотя знаю, что погублю мое счастие и умру смертью безвременной. Приходи во зеленый сад в сумерки серые, когда сядет за лес солнышко красное, и скажи: «Покажись мне, верный друг!» – и покажу я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное. А коли станет невмоготу тебе больше у меня оставатися, не хочу я твоей неволи и муки вечной: ты найдешь в опочивальне своей, у себя под подушкою, мой золот перстень. Надень его на правый мизинец – и ты очутишься ты у батюшки родимого и ничего обо мне не услышишь».