— Есть босс, — прозвучал в ухе голос Дуга.
Крис проскочил через железные ворота дома родителей, а затем и через переднюю. Он чуть не прошел сквозь отца, который ждал его в прихожей.
— Папа? Где мама? Что случилось?
На лице отца отразилось облегчение, когда он увидел сына.
— Крис.
— Папа? С мамой все хорошо?
— Она в порядке. Успокойся. Они находятся в гостиной.
Крис кивнул и проследовал за отцом сквозь стену в общую комнату в дальней части дома. Это была вторая его любимая комната в доме.
Все было черного цвета. Мягкая замшевая кушетка, подходящий к ней диванчик на двоих, стул, мягкий ковер, ребенком он назвал его болотистым ковриком, и даже стены и журнальные столики. Стены, отделка — все было черным. Но вошла его мать и включила яркие лампы с витражными стеклами. Свет попал на специальные уловители на потолке и рассыпался цветными пятнами по всей комнате. На кушетке оказалось яркое красное пятно, на диванчике — синее, a блестящее желтое попало на стул. К тому времени, когда его мать включила свет везде, радужную гостиную нельзя было назвать черной.
Эта комната в доме предназначалась исключительно для членов семьи, даже самые близкие друзья матери не допускались в радужную комнату.
Но сейчас в ней была незнакомка.
— Крис, — позвала мать, увидев его, облегчение отразилось на ее лице. Женщина рядом с ней подняла глаза, и Крис почувствовал, как будто бы его ударили.
Настолько же, насколько она была незнакомой, она была также невероятно знакома. Хотя ее волосы были белы, лицо в морщинах, женщина в черных слаксах и вязанном фиолетовом свитере была точной копией его матери.
Гленис кашлянула и сумела улыбнуться, несмотря на расстройство.
— Крис, это Трина. Твоя бабушка.
— Что здесь происходит? — холодно спросил Крис.
Улыбка его матери исчезла.
— Крисси…
— Вы вызвали меня сюда в состоянии паники, чтобы помочь ей? Почему?
Призрачное прикосновение его отца к плечу.
— Успокойся, Крис.
— Заставь меня.
— Крис.
— Нет, — сказал Крис. — Я не буду делать этого. Она приезжает, прося о помощи, и вы ожидаете, что я забуду тридцать лет ее игнорирования? Видя твои слезы, когда ты должна была проводить ритуалы в одиночестве? Когда никто не звонил и не писал на дни рождения? А мертвая тишина, которую мы получали в ответ на открытки, письма и картины? Три десятилетия она провела, притворяясь, что нас не существует. И теперь вы вызываете меня сюда, чтобы помочь ей? Забудьте об этом.
Сердитый хмурый взгляд Гленис был зеркальным отображением взгляда ее сына.
— И ты думаешь, что оставив их умирать, сделаешь лучше? Нет, Крис. Я воспитывала тебя не так. Боль не ослабляется еще большим количеством боли, только заботой.