- Сергей... - я впервые его так назвала и заметила, как он вздрогнул, а потом улыбнулся. И эта улыбка была совсем не похожа на ту прежнюю, дебильно-восхищенную, что, как мне раньше казалось, навсегда поселилась на его физиономии, - вы и так много сделали. Вашу помощь невозможно переоценить... Спасибо вам. И, если вам что-то понадобится, какая-то услуга или помощь... Поверьте, мой отец и я, мы...
- Херню говоришь, принцесса, - по мере того, как я говорила, лицо его мрачнело, и в финале моей речи стало совсем неулыбчивым и даже напряженным.
Что я сказала не так?
- Мне не надо от тебя ничего. Совсем. Я бы это для кого угодно сделал, потому что это неправильно, так крысятничать. За это наказываать надо.
- Для кого угодно... - эхом повторила я, не понимая, почему эти слова так неприятны.
Сергей хотел что-то сказать, но потом передумал, судя по всему. Посмотрел на меня с каким-то сожалением и даже грустью.
- Ночью самолет, принцесса. Пора обратно. Я гостиницу забронировал, если отдохнуть захочешь.
- Нет, только после того, как отец улетит.
- И то верно. Пошли поедим?
- Нет, спасибо. Я лучше тут.
- Ну, тогда и я тут.
После этого он уселся на кушетку и опять углубился в телефон, кому-то бесконечно названивая и утрясая какие-то дела.
А я села неподалеку и попыталась отключиться хотя бы на пять минут от происходящего, восстановить утраченное спокойствие и душевное равновесие. Все сложилось удачно, все было хорошо.
Почему же мне было не по себе? И взгляд Сергея беспокоил сильнее прежнего. Гораздо сильнее.
Задумавшись, я не заметила, как задремала, и проснулась только от легкого поглаживания по щеке. Открыла глаза и увидела рядом, совсем близко лицо Сергея. Он присел передо мной на корточки и смотрел как-то очень серьезно и напряженно, словно задачу сложную в уме решал.
Я тут же подскочила, испугавшись, что с отцом что-то случилось. Но волнения были напрасны, отец себя чувствовал отлично. И уже готовился к вылету.
Для него подготовили отдельную скорую, которая должна была с комфортом доставить его к трапу.
- Сончик, дочь, не надо со мной ехать, - убеждал он меня, поглядывая напряженно на стоящего неподалеку каменным истуканом Сергея, - я с Палычем связался, он все проконтролирует.
- Пап, я переживать буду, мало ли что... - сомневалась я, но он меня перебил:
- Не надо переживать. Все, что надо, ты уже сделала. Ты умница у меня. Красавица. Вот погоди, в себя приду, оклемаюсь, и вопрос с твоим будущим решим окончательно, - мне показалось, или последние слова он сказал громче, чем положено? Специально? Чтоб услышали окружающие? Один окружающий?