Да, любят немцы комфорт и красоту. И как только они всю эту эстетику совмещают с казнями, пытками, концлагерями? Раньше я думал, что фашисты – просто гопники, но нет. Обычные люди, только жестокие. И непонятно, что их сделало такими.
У новой двери я приложил ухо к замочной скважине.
– Записывайте, юные дарования, особенно ты, Якоб! Господин Геббельс в своей речи от 9 мая 1933 года сформулировал задачи нашей литературы следующим образом: «Немецкое искусство ближайших десятилетий будет героическим, будет стальным, романтическим, будет не сентиментально объективным, будет национальным, наполненным великим пафосом, оно будет общим, обязующим и связующим, или его не будет»
– Гер Шульц, можно уточняющий вопрос? – голос молодой, задорный.
– Спрашивайте, Вилли. Только без дурацких шуточек по поводу моей фамилии. Я – профессор. Ясно вам? Учитель, а не деревенский староста. Зарубите себе это на носу!
Кто-то третий сдавленно хрюкнул.
– Как можно, гер Шульц! Госпожа Блюфогельман порвет меня на британский флаг, если узнает, что зеленые практиканты посмели шутить над вами.
– Вилли!!!
– Да, да. К вопросу. В начале Великой французской революции наш немецкий поэт Клопшток знаменательно назвал одну свою оду в честь тех событий: «Они, а не мы!»[3]. Здесь восклицательный знак выражал именно сожаление. Так не создали ли французы свое пафосное национальное искусство раньше нас? А если так, то почему мы отвергаем все, что связано с Наполеоном и оккупацией, ведь положительные моменты этого периода времени налицо! Германия именно тогда начала объединение для противостояния общему врагу…
И тут меня озарило: этого не может быть! Сюда удрал офицер, подвергшийся нападению. Студентов уже давно бы эвакуировали. Кроме того, именно отсюда и выбежал карательный отряд. Как они могут спокойно вести свои лекции?
Но и это еще не все. Это ведь немцы, а я понимаю их речь. Так не бывает!
Что-то здесь не так. Меня обманывают, но не могу понять, в чем именно.
– Хорошо, Вилли. – старческий голос обрел стальные нотки. – Вы считаете себя гением, потому что науки даются вам легко, а кроме того вы заслужили железный крест. Однако, вы, не смотря на ваш наследный титул, – все еще великовозрастный балбес.
– Протестую! Я молод! – петушился Вилли под смешки друга. – И уверен, что вовсе не обязательно писать новые произведения, а нужны лишь учебники, акцентирующие внимание на правильном прочтении Гете, Шиллера и даже пересмешника Гофмана.
– Вот как? А не проще ли сгонять в прошлое, явиться к писателям и заставить их сочинить истории о грядущем мессианстве нашего фюрера? – профессор, похоже, начинал закипать и говорил что-то явно неблагонадежное.