— Одна юная особа имеет привычку забываться… — и потом отдал приказ ледяным голосом: — Ступай к бабке, собери полыни на обратном пути, и чтобы духу твоего здесь не было до заката… А коли прознаю про озеро, пеняй на себя. В колодце сидеть будешь! И на слёзы не посмотрю.
Светлана попятилась и бросилась бежать, как только за князем захлопнулась дверь. Бурый порычал для виду на баню и побежал следом, все норовя ухватить княжну за подол.
— Да ты нынче сам не свой! — выдрала она рубаху из волчьих зубов. — Что стряслось? Скажи уже человечьим языком, а то сейчас все нити из моих оберегов повыдергаешь! Кто защитит меня тогда? Ты, что ли? Зубы у тебя коротки будут!
Но волк молчал и не пускал ее дальше, к дому… Рубаху хоть и выпустил, да обежал кругом и встал на дороге — уши прижал, скалится, рычит…
— Вот ведь незадача! Да пусти ж ты меня, говорят! Или бешенством от трансильванцев заразился? Так не кусал тебя этот Раду, кажется! Уйди ты уже!
И княжна сделала шаг. Только не твердый, с опаской — волк еще сильнее зарычал на неё и обнажил желтые зубы.
— Да будь же ты неладен, злодей! — выкрикнула княжна и присела на корточки. — К кому не пускаешь, хоть скажи: к графу сама не пойду, не ослушаюсь князя. А Сашеньке помочь надо. Никого у него, кроме меня, нет в этом мире. Ну, а что пнул тебя разок, забудь… Сам напросился. А хочешь толковать об обиде своей, так на беседу человеком являйся, а не зверем. Ну что? Пустишь меня наконец?
Теперь она могла смотреть ему прямо в глаза, и волк спрятал зубы и скуля подошел к княжне, чтобы подлезть мордой под руку.
— Позлился и будет. Ну вот, теперь ластишься… Знаешь, у меня вот тоже особое нервное ощущение. Это все из-за Сашеньки, я знаю… Ты бы лучше нашел, где подруженьки мои схоронились… Не видать их нигде.
Бурый попятился и вылез из объятий княжны. Светлана поднялась и, не отряхиваясь, побежала к частоколу следом за волком, задрав рубаху аж до колен. Потеряла по дороге туфлю, но не остановилась. На облучке, точно на троне, восседала высокая девушка с очень бледной, почти прозрачной, кожей. Ее распущенные русые волосы венчал венок из крапивы. А серую рубаху рвал в стороны предрассветный ветер.
— Здравствуй, Прасковья! — выкрикнула княжна, но русалка не шелохнулась.
Из леса крался туман, а вместе с ним подкралась к живой девушке и стайка утопленниц. И вот русалки с диким хохотом выскочили на дорогу и, заключив Светлану в кольцо, принялись щекотать — она металась от одной к другой, не в силах вырваться. Бурый носился кругом и клацал зубами, но хватал лишь туман, так ловко уворачивались от волчьих клыков озорные озёрные жительницы в рваных рубахах. Пока на козлах не встала Прасковья.