Кеша снова метнул взгляд в сторону Насти.
— Ладно, мы поднимемся. Ставь чайник. Будем через двадцать минут. Дорога пустая.
— Жду. Пока.
И звонившая отключилась первой.
— Корректировка планов. Так всегда получается. Я не специально. Зато будет твоему брату подарок. Он маме-то сказал?
— Завтра, наверное, скажет, — ответила Настя. — Они собираются к ней в гости.
Снова тишина. Мучительная. Как и вопрос — где она слышала этот голос? Ах, да… Эта женщина звонила ей и представлялась Лидой. Кеша сказал потом, что это его секретарша, но по разговору Настя этого совсем не поняла.
— Кеша…
Он обернулся, но она не смогла спросить. Но он уже обернулся!
— Почему у вас на даче нет камина?
Он улыбнулся.
— Не ожидал такого вопроса. Наверное, потому что в те времена, когда отец начал строить дачу, камин был только у Бориса Николаевича. У Ельцина, то есть.
Настя кивнула. Просто так. Вопрос исчерпан, но Кеша продолжал говорить, будто не понимал, что она узнала голос…
— Там все по-дурацки, я знаю. Строили, когда появлялись лишние деньги, потом бросали, потом снова начинали, переделывая старое… Думаешь, нужен камин? Ну, можно ведь поставить электрический для антуража. В квартире будет смотреться глупо, а на даче в самый раз. Хочешь камин?
Настя мотнула головой. Не нужен ей камин. И не нужны ей эклеры. Она их не любит.
Кеша позвонил в домофон и нервно сунул руку в карман пиджака, а Настя и не пыталась вынуть руки из карманов куртки — пальцы так дрожали, что не могли нащупать даже внутренних швов карманов. Эта Мона не спросила «кто», просто открыла им дверь. Подъезд темный: Настя подняла голову на тусклую лампочку — хоть заменили б, что ли, а то вечером тут шею свернешь. Нет, встрял внутренний голос, кто-то тут так ее и не свернул. И этот кто-то смело пошел по лестнице, а Насте еще никогда с таким трудом не давался подъем на какой-то там четвертый этаж.
И входная дверь открыта, но хозяйки нигде нет. Впрочем, Кеша закрыл ее совсем по-хозяйски и крикнул в тишину квартиры:
— Привет!
Мона тут же выглянула из дальней комнаты с телефоном у уха и пальцем у губ. Настя не успела разглядеть ее — женщина исчезла за закрытой дверью, да и Кеша отвлек ее тапками. И Настя впервые не нагнулась к кроссовкам, чтобы развязать шнурки: стянула их с ноги, смяв задник.
— Пошли на кухню.
Но через ванную, в которой вдвоем не развернуться, а прижиматься к нему не было сейчас никакого желания, но пришлось — еще и протянуть руки, чтобы Кеша вытер их полотенцем. Тем, которого не хотелось касаться. Как и садиться на отодвинутый стул. Все здесь не то что обшарпано, а не ново. И просто какое-то неуютное.