Она в упор смотрела на брата, и тот выпрямился.
— Хотел сделать Тимке сюрприз…
От улыбки брата Лида побледнела еще сильнее. Схватилась за косяк и тут же почувствовала на плече чужую руку.
— Вам плохо?
Ответить подскочившей к ней девушке не получилось, ее тут же заменил брат, а его, в свою очередь, очень быстро сменил диван.
— Тебе воды дать? — поинтересовался Иннокентий, и Лида едва заметно покачала головой.
С закрытыми глазами, с рукой на животе, она выглядела в глазах брата живым трупом.
— Кешка, я не доеду до дачи, — произнесла она вымученно, решив не выяснять никаких отношений до поры до времени. Учить в таком возрасте человека элементарным правилам приличия уже поздно. — Я еле двадцать минут в такси выдержала, — проговорила она и снова закрыла глаза.
— Что значит, не можешь? В моей машине не укачивает. Сядешь вперед, а можешь вообще лечь и смотреть на звезды. Я тебе крышу открою.
Лида чуть приподнялась на локтях и уставилась на брата туманные взглядом.
— Ты у нас такой дурак только сегодня или вообще? Мне плохо. А вы езжайте на дачу. Вдвоем. Без нас вам даже лучше будет. Банька и все дела…
Она испытующе глядела на брата, так нагло извратившего ее эсэмэску. Просила без любовницы — вот, получай! Спасибо, что не Монику притащил. Все же немного такта в нем осталось. Хотя это еще хуже: выходит, у него их две, или даже больше: куклы-недельки. Стоит, и хоть бы смутился. Какое там… Он ведь воспитанник своего дяди. А малолетнюю дуру мать забыла научить ценить себя дороже ресторана или айфона.
— Какие дела? — Иннокентий сложил на груди руки. — Эта девушка — художница…
Лида даже села от неожиданности. Почувствовала лёгкое головокружение, но не стала ложиться. Только глаза прикрыла. В ушах продолжал громыхать голос брата:
—… которая будет расписывать в выходные Тимкину комнату.
Он наклонился к ней и заговорил тише, но даже шёпот его звучал сейчас для чугунной головы Лиды гонгом:
— … поэтому соберись, выдохни и поехали на дачу. Здесь ты оставаться все равно не можешь. Здесь будет пахнуть краской.
Лида рывком открыла глаза, чувствуя, что проваливается в зловещую пустоту.
— Какую комнату? — голос дрожал. — Ты вообще о чем?
Иннокентий еще сильнее улыбнулся, краем глаза ловя силуэт Насти, которая осталась в коридоре, досадуя, небось, на задержку и на открывшиеся обстоятельства ее найма на работу. И то, и другое следовало исправить безотлагательно. Иначе ему даже случайно больше не удастся обнять Настю — из-за шока он не мог вспомнить, как оно было — чувствовать ладонью трепещущее сердце.