— Настя! — крикнул он, неуверенный, что она еще не закрылась в ванной. — Я за сигаретами схожу…
Плевать, слышит ли она. Ему нужен дождь и никотин, чтобы не свихнуться.
— Хорошо…
Она стояла в коридоре. Высокая, худая, белая и голая. Абсолютно.
— Тебя бы определенно взяли на роль Геллы, — с трудом проговорил Иннокентий, не зная, с какой стороны лучше обойти этот экспонат. Встала прямо посередине. Специально. — Настя, скажи русским языком, что ты хочешь?
Она молча сделала к нему шаг.
— Настя, зачем это тебе?
— Просто хочу, — ответила она тихо и подняла руку, чтобы коснуться пальцами его щеки, чуть ниже шрама.
Рука мягкая, а он колючий.
— Небритый, да? — спросил он, прощаясь с последним воздухом в замершей груди.
— Побрейся…
Иннокентий отвел от лица ее руку, превозмогая боль, сковавшую все тело.
— Так девушки не ведут себя…
Надо было оттолкнуть ее руку, но пальцы сами переплелись с ее пальцами, и она первая усилила хватку.
— Так я не девушка…
Глаза близко. Прожигают насквозь.
— Я же не в этом плане… — едва различимо прохрипел Иннокентий. — Настя, я… Мне нечем предохраняться. Так что, увы…
Она вырвала руку и отступила на шаг. Иннокентий шумно выдохнул, чувствуя, что ему сделать шаг будет теперь ох как нелегко.
— Правда, что ли? — не поверила она.
— Да.
Сказать всю правду — он уже три года не держал в руках резинки.
— Но ведь ты идешь за сигаретами…
— Настя, ты все это серьезно? — Иннокентий пытался говорить ровно. Куда там… Дыхание сбивалось на каждом слове. — Настя, ты не должна этого делать… Я ведь просто…
Слова закончились. Настя отступила еще на шаг. Выпрямилась.
— Вы, Иннокентий Николаевич, действительно считаете, что я себя так низко ценю?
Он лишь громко сглотнул в ответ. Она же поднялась чуть ли не на цыпочки.
— Мышка за сыр не продается. Если я вам не нравлюсь, так и скажите…
— Дура!
Он рванулся вперед, сгреб ее в объятья и впился в губы. Она вскрикнула, но скорее от неожиданности, чем от боли, но он поспешил ослабить хватку и скользнул с острых лопаток на волосы. Однако ж губ не отпустил, просто наглаживал дрожащими пальцами влажную, как и у него, шею. Настя просунула руки ему за спину, и он почувствовал сквозь рубашку ее острые соски и резко выпустил влажные губы.
— Иди в душ, — хрипло выдохнул он. — Иначе я уже никуда не пойду. Только никому не открывай в таком виде. У меня ключи… — добавил он, чтобы самому улыбнуться и заставить улыбнуться ее.