Надо их помирить. Только вот как?
Вопрос на миллион.
***
Утром я даже ничего не сказала ни о Кварте, ни о его сомнительных тайнах.
Первая злость прошла. Да и к тому же после вчерашнего это все казалось таким… незначительным.
Я пыталась не зацикливаться на мыслях о Талии Джонасе – обожемой, надо хоть немного держать себя в руках. Лучше сосредоточиться на не менее важном – их с Вадей ссоре.
Я помогла Ваде намазать синяк снадобьем из аптечки, и мы сели завтракать. Слуга принес яичницу, и Вадя с отвращением отодвинул от себя тарелку.
Он и слышать не хотел об отце. Стоило мне только о нем заикнуться, его похмельное сознание принялось фонтанировать обвинениями. Будто он только того и ждал.
– Ты ничего о нем не знаешь. Знаешь, скольких он запытал до смерти, довел до безумия ментальными допросами?
– Это Кварта тебе рассказала?
Вадя упрямо мотнул головой – и тут же за нее со стоном схватился.
– А то, что происходит сейчас? Знаешь, сколько каторжан гибнет каждый день? Ты знаешь, что с ними делают? Их истязают – ни за что, просто так, и держат в скотских условиях! Ты хоть видела на практике, или это было ниже твоего достоинства – заметить такое?
– Ва-адя, – предупреждающе протянула я. Его понесло.
– А дикие!
– Не говори мне про диких! – взорвалась я. И замолчала, потому что если Я поддержу этот спор, мы точно разругаемся.
– Хорошо. А война, Рина? Это ведь он был главнокомандующим. Это он запускал дезбомбы. Сколько людей – в том числе детей! – он уничтожил!
– У него будто был выбор. Иначе бы они уничтожили нас. И детей тоже! Немаги – трусливые животные, они боятся всего иного!
И если подумать, дезбомбы очень гуманное оружие массового поражения – люди не то, что ничего не почувствовали – они даже не успели ничего понять.
– Рина!
– Вадя!
Мы оба замолчали, переводя дыхание. Этот спор никуда не приведет. Вадя слегка поехал из-за этого своего двойника, а Кварта воспользовалась его растерянностью и основательно промыла мозги. Что с этим делать – непонятно.
***
Сегодня Академию никто не минировал, как, впрочем, и вчера – сообщение было ложным, – и я с нетерпением дождалась конца занятий. Хорошо хоть отменили последнюю пару – всегда обязательная Фонарева решила в кои то веки прогулять работу.
На работу я прилетела еще до начала обеденного перерыва. Спешила напрасно – Талия Джонаса не было на месте.
Ладно. Не унывать. На работе всегда можно заняться работой.
Начался обед. Я закопалась в недоделанные отчеты и почти заставила себя не коситься на двери. И вздрогнула, когда они открылись, впуская Талия Джонаса.