Окончательно проснувшись и вспомнив все ужасы вчерашней ночи, я резко отстранилась, пытаясь вырваться и оказаться от него как можно дальше, но из-за связанных рук, у меня вышло это не сразу.
– О, пирожочек, ты, конечно, тоже вкусно пахнешь, – мягко расхохотался Эш, наблюдая за моим барахтаньем.
Затем, наклонившись, он провел языком по моей шее и, причмокнув губами, добавил:
– Но в этом смысле еда меня вовсе не интересует.
И, сняв мои руки со своей шеи, он поднялся, а через несколько секунд стоял, уже полностью одетый.
– Знаешь, зефирка, ты разбудила меня своими обнимашками.
– Если ты больше не будешь спать, то развяжи мне руки, – кажется, я покраснела, как помидор.
Все этот чертов сон.
В жизни я ни за что бы по доброй воле не захотела оказаться к нему так близко. И уж точно не допустила бы подобных мыслей, которые он легко прочитал.
– Уже слишком поздно, чтобы спать, но слишком рано, чтобы выходить. Кажется, конфетка, на банкет мы сегодня придем первыми, – он присел рядом и быстро развязал мне руки.
На запястьях остались жуткие синяки, а правая кисть и вовсе кровоточила. Только сейчас я осознала, как же сильно болят эти места.
– О, зефирка, ты будто специально меня искушаешь, – он взял руку, на которой была ссадина и, заглянув мне в глаза, проникновенно спросил, – но мы же никому об этом не расскажем, верно?
– Нет, никому не расскажем, – я мотала головой так отчаянно, что сама себе удивилась.
Ни за что и никогда я никому об этом не скажу.
Это жаркое желание молчать, шло, казалось, из самого сердца, но все же, выглядело каким-то чужим, навязанным.
И лишь когда Эш медленно облизал мою руку, при этом плотоядно усмехнувшись, я поняла, что это было.
Принуждение.
То самое вампирское принуждение, о котором пишут в книгах, которое показывают в фильмах.
Выходит, все это время он просто играл со мной!
Чтобы удержать меня в этой комнате, ему явно не нужны были никакие веревки. Он делал это, чтобы посмеяться, ведь достаточно было только сказать, и я бы даже и не думала о побеге.
– Ох, а вот это уже не слишком хорошо, – закончив пить, Эш тщательно осмотрел мои руки.
Крови больше не было, но вот синяки никуда не исчезли.
– Опять графиня будет ворчать, что я играю с общей едой, – он в притворной печали покачал головой, а потом подмигнул мне, – зефирка, ты даже не представляешь, какой же занудной она бывает. И какие длинные нотации читает. Ну, да не беда. Сейчас мы все быстренько исправим.
Он поднес свою руку к губам и аккуратно прокусил запястье острыми клыками. Кажется, это потребовало от него некоторых усилий, ведь все-таки его кожа была гораздо плотнее человеческой.