Пожалуй, я бы хотела просто уснуть, а не ждать чего-то неизвестного, то теряя надежду, то вновь находя ее, потому, что кому-то охота поиграть со мной.
Эш монстр, но в этом он все же прав.
Вторая вещь, в которой я буду согласна с вампиром. Это слишком много для одного дня.
– Ты прав. Пусть спит. Не хочу ее тревожить.
– Вот и договорились. Ладно, Севастьян, развлекайтесь, – Эш скрылся за дверью так быстро, что я не успела заметить даже тени.
Следуя его внушению, я просто сидела на полу, стараясь не думать о будущем, о том, что меня ждет сегодня вечером, о том, что ждет Роксану. Это было бы слишком больно. Так я бы могла и расплакаться, а ведь мне нельзя мешать Севастьяну.
Сам вампир разговорчивостью, в отличие от Эша, явно не отличался. Хотя, в этом плане он все же был гуманнее его.
Сейчас он достал телефон и уставился в него.
Телефон у вампира.
Черт, я бы рассмеялась, но это могло помешать Севастьяну даже больше слез.
Я закрыла глаза, отчасти надеясь, что когда открою их – все произошедшее со мной окажется лишь дурным сном.
Кажется, я даже умудрилась задремать, сидя в этом неудобном положении, на жестком полу. Впрочем, ненадолго, потому что вернулся Эш. В руках у него была моя сумка, которую я предусмотрительно собрала перед отъездом.
Как иронично, ведь готовясь к отъезду, я даже в самых диких и невозможных фантазиях не могла бы представить, что мне ее принесет вампир, который собирается съесть меня через несколько дней, если даже не раньше.
– Спасибо, Севастьян, – он посмотрел на меня, и его глаза вспыхнули алым, – отменяю предыдущие команды, зефирка.
Я кивнула и, поднявшись, последовала за ним. Путь обратно, до его комнаты, почему-то показался мне короче.
– Ох, этот проклятый Рудольф, – проворчал Эш, снова ставя дверь на место.
Он поднимал ее легко, точно она была не тяжелее листка бумаги, и это говорило о его силе.
– Держи пряничек, – закончив с дверью, Эш кинул мне большую пачку влажных салфеток, – вампиры, знаешь ли, не потеют, а вот про людей этого не скажешь. А я пока выберу, что же тебе одеть.
Он по-хозяйски принялся рыться в моих вещах, я же занялась гигиеной.
Пожалуй, самое ужасное в его играх было то, что мне приходилось делать все по собственной воле, потому что делать то же самое под принуждением, с этим неестественно жарким желанием, было куда как хуже.
Но все же, осознание собственной покорности терзало.
Казалось, будто я что-то предаю.
Я тщательно вытерла салфетками все открытые места, хотя до чистоты мне было далеко.
Еще было бы неплохо почистить зубы. Но, похоже, об этом Эш не подумал.