Поцелуй меня или заткнись! (Оболенская) - страница 51

Я пытался придушить эту боль, которая текла уже по венам. Отбросить ее прочь, не зная даже, как выпустить это, ведь все о чем я мог думать, так это только о нестерпимой, выворачивающей наизнанку печали и сострадании, которые еще ко всему прочему душили меня.

— Мне жаль… Мне так жаль… — шепотом говорю ему. Хочу в знак поддержки приобнять его, но рука так и застывает в воздухе.»

Наши дни

— Ну и что ты на этот раз учудил, ошибка человечества?

— Потопыч, а ты прям рад меня видеть я смотрю, — улыбаюсь ему своими белоснежными зубами и как обычно заключаю в крепкие мужские объятия.

— Ты мне эту голубезну брось! — отмахивается Архип, но я то знаю, что он меня воспринимает, как родного и безмерно счастлив, когда приезжаю погостить. А делаю я это с завидной регулярность, так как мне здесь по — настоящему хорошо. — Ну и что случилось, а?

— Да запутался я… Сорвался… Она мне все мозги съедает чайной ложкой и наслаждается этим, понимаешь? Я сам не могу понять, что она от меня вообще хочет. То позволяет, чуть ли не увести в свою пещеру, то выясняется, что она стала чей — то невестой! И не моей, не черта не моей! — с небольшим хлопком ставлю чашку с чаем на стол и усаживаюсь.

— Каждая женщина хочет, чтобы с ней были нежны не только во время секса и не только ради него. Каждая женщина хочет, чтобы ее понимали и слышали не только, когда она плачет или собирает чемоданы. Каждая женщина хочет быть нужной не только в качестве кухарки и уборщицы. Каждая женщина хочет слышать, что она красива не только когда она при полном параде перед прогулкой. Каждая женщина хочет знать, что она необходима мужчине для счастья, а не для удовлетворения низменных потребностей или как лекарство от скуки. Каждая женщина хочет быть единственной, но не каждая понимает, что далеко не каждый мужчина способен дать ей это. Что делать? Стараться стать единственным для нее. Сечешь о чем я?

— Ну…

— Гну, Назар, гну.

— Вот что сразу гну? Потапыч, да я ж сколько все продумал то! Пять месяцев восстанавливал себя…

— Ага, еще скажи с Божьей помощью, — смотрит серьезно. Зато замечаю, что еле сдерживает себя, лишь бы не заржать.

— Архип Потапович, не стоит себя так сильно уж превозносить, — отсылаю ему едкий комментарий и продолжаю: — Половина года уже прошло, как я вступил в ряды тяжелой артиллерии, но ее ворота не поддаются натиску.

– А ты пробовал идти не на пролом, а в обход?

— Ну да. Я ей и цветы и подарки дарил, но не хочет она меня видеть даже!

— Вот ты вроде не тупой, а откуда в тебе этот дебилизм? Свои подарки и цветы можешь засунуть в бак и сжечь, я тебе сколько говорил? Твоя Эмира, опять с твоих же слов, не какая — то тупоголовая овца, которая поведется на эту обертку. С ней говорить нормально пытался? — отвожу взгляд, да потому что нехрена я не пытался! — На меня смотри, поганец! Вот какого хера ты ко мне явился, если даже не соизволил включить голову?!