Якушев проехал и, оглянувшись через плечо, увидел, как патрульный, глядя ему вслед, что-то говорит в микрофон рации. «Ну-ну», — подумал Юрий. Замысел Ростислава Гавриловича был ему понятен и не отличался ни новизной, ни какой-то особенной оригинальностью. Впрочем, и здешние блюстители закона принципиально ничем не выделялись из серой массы себе подобных в любом регионе России: появление в зоне их юрисдикции белой вороны на роскошном авто со столичными номерами вызвало в их стае вполне предсказуемый переполох. Юрий хорошо знал, что бывает с белыми воронами, но нынче был не тот случай: у этой белой вороны имелись зубы, и притом довольно острые.
После этой встречи он ожидал более или менее неприятных инцидентов, но их не последовало. Дорога вела его все дальше вглубь овеянных мрачными легендами мест. Где-то здесь, среди этих бескрайних полей и лесов, до сих пор функционировали стяжавшие себе недобрую славу еще в тридцатых годах прошлого века учреждения, знаменитые на весь Союз Потьменские и Темниковские лагеря — ясно, что не пионерские. В силу присущей его профессии специфики майору Якушеву чаще приходилось убивать людей, чем брать под стражу, и, положа руку на сердце, он затруднился бы сказать, какой из двух вариантов — сесть или лечь — предпочел бы сам, случись ему оказаться на месте своих клиентов.
Верующие люди, когда их начинают одолевать неприятности, утешаются таким рассуждением: дескать, хорошего человека Бог наказывает за грехи при жизни, давая шанс одуматься и своевременно исправить ошибки. А плохому позволяет в довольстве и роскоши дожить до старости, чтобы после смерти взять его, стервеца, в настоящий крутой оборот. Звучит и впрямь утешительно, только что же это получается: выходит, тут, под Потьмой и Темниковым, а также в десятках других небезызвестных местечек, за проволокой сидят тысячи хороших людей? А те, кого на протяжении своей не сказать, чтобы блестящей, карьеры убил Юрий Якушев, они кто — мученики? Взорвал жилой дом, расстрелял десяток заложников, схлопотал за свои подвиги пулю между глаз — и все, ты чистенький, добро пожаловать в рай?
Он почувствовал, что ступает на скользкую, зыбкую тропу рассуждений о предмете, в котором ровным счетом ничего не смыслит. Кое-какие разъяснения на этот счет ему могли бы дать в церкви, купола которой поблескивали сусальным золотом в лучах заходящего солнца в нескольких километрах справа от шоссе. Но Юрий решил повременить с теологическими изысканиями: впереди его ждали изыскания совсем другого сорта, которые он не имел права откладывать. Кроме того, насмотревшись на столичное духовенство, он испытывал стойкое предубеждение против служителей культа. Понятно, что священник священнику рознь, но не станешь же, в самом деле, его пытать: батюшка, а вы сами-то в бога веруете? А пожертвования на храм, часом, не прикарманиваете? Ответ-то известен заранее: да, верую; нет, не прикарманиваю. Другого ждать не приходится, а правда это или нет — это, брат, сам решай…