Где они обрываются? На плече? Или ползут дальше, оплетая бицепс, стекая на широкую спину?
Мизинцем касаюсь тонких линий. Но Руслан отталкивается от стены, чтобы через мгновение оказаться сбоку, спиной упёршись в стену и спрятав руки в карманы брюк.
А я ловлю себя на мысли, что наше свидание порядком затянулось. И почему спустя девять дней моего заточения пришел именно он? Не адвокат, не Алекс, не Корзин, в конце концов, а Пепел? Вывод напрашивается сам: все это затея Руслана, как бы он ни пытался меня в этом разубедить.
— Снова не веришь, — читает мои мысли, ловя их в паутину своих слов. И что-то темное скользит в его взгляде, муторное, словно я только что подписала ему очередной приговор.
Качаю головой, даже не пытаясь его разубеждать. Да, не верю. Он — единственный, у кого есть веский мотив для мести. Единственный, кто знает меня даже лучше, чем я сама. Единственный…
— Зачем тебе все это? — спрашиваю, дублируя его позу. И наши лица совсем близко: я ощущаю на губах его дыхание.
— Почему у вас с Корзиным нет детей? — игнорируя меня, бьет под дых точным ударом. Смотрю на него, оглушенная, хотя он задал вопрос, который давно набил оскомину. Все считают своим долгом выяснить, почему в нашей семье за три года не появилось наследника. Особенно те, кто знает, как Сережа хочет детей. А я...не хочу.
— Это не твое дело, Огнев, — огрызаюсь.
— Если спрашиваю, значит мое, — не уступает он. — Так почему, Саша?
Саша...меня сто лет так никто не называл. Саша, Сашенька...только отец любил мое имя. Только отец никогда не коверкал и не пытался сделать из меня кого-то другого. Всю жизнь была Лесей. И ни для кого Сашей.
Поразительно, как много прозвищ можно придумать, избегая собственного я. Только Руслан умудрялся отыскивать во мне что-то такое, о чем я сама никогда не подозревала. Вытаскивал наружу самое потаенное, раскрывал, как ящик Пандоры, никогда не заботясь о последствиях.
— Я же сказала, Огнев: это не твое дело, — рычу, злясь на саму себя. Что снова позволила ему утянуть себя в боль прошлого. Сердце в груди ноет, трещит по швам. И страх выбирается из забытых закоулков души, устраивается противной крысой где-то в глотке.
— Зачем глотаешь противозачаточные? — нависает надо мной черной тенью, воруя кислород, заставляя съежиться под его тяжелым взглядом. — Неужели мысль о детях настолько противна тебе?
Его запах вспыхивает новыми нотами, огнем рвет легкие. И я хватаюсь за горло, пытаясь выцарапать хоть немного кислорода. И...не могу. Только бесполезно хватаю ртом воздух, что стекает по горлу горькой дрянью. А в его черном взгляде ярится тьма, перетекает, словно узоры на руках. И я нахожу в них спасение: в черных линиях на смуглой коже. Отыскиваю внутри силы вновь посмотреть в беснующуюся ярость на дне черных глаз. Я — Александра Лилина, успешный адвокат и я никому не позволю ломать себя. Даже человеку, который имеет на это полное право. И который уже сломал однажды.