И спросить бы, но я не могла говорить. Просто взяла его изрезанную ладонь и коснулась ее губами. Забирая его боль. Отдавая в этом невесомом прикосновении всю себя.
Стас тихо выругался и рванул меня на себя. Прижал к себе так крепко, что дышать оказалось невозможным. Вцепилась пальцами в его плечи, боясь, что отпустит, а я не смогу…стоять не смогу. Я и сейчас держалась до последнего, хватаясь за него, как за спасательный круг. И тонула…тонула в его запахе: горьковатом с шоколадным послевкусием. Терпком и мучительно сладком, пьянящем, подкашивающим колени. А он гладил мой затылок, пропуская сквозь пальцы мои волосы. Накручивал их на пальцы или сгребал в кулак, вдыхая их запах. Игрался, и я каждой клеточкой тела чувствовала его наслаждение. И улыбалась, уткнувшись носом в ямку между его ключицами.
— Ты улыбаешься, — прохрипел он, носом потираясь о мою макушку.
Кивнула, губами коснувшись его кожи. Запоминая его вкус, такой же упоительно сладкий, растапливающий горечь.
— Идем, Бабочка…
Сплел наши пальцы и увлек за собой. По узкой тропинке на самый край утеса. Замер, обняв меня со спины. А я в который раз за этот сумасшедший день перестала дышать. Прямо под ногами стелилась изумрудная гладь моря, а над нами горело алым небо. И солнце, такое огромное и такое притягательное, медленно скатывалось в морскую пену перекатывающихся гребешков волн.
— Когда я был маленький, Миха часто привозил меня сюда. Мы сидели на самом краю, свесив ноги над пропастью, и он рассказывал мне о маме, — притаилась в его руках, боясь спугнуть такое неожиданное откровение. — Она умерла во время родов, — вот тут я не смогла сдержать удивленного вздоха, потому что я знала его мать. Глянула в его глаза, но он смотрел за горизонт, и в его космосе отражалось солнце. Оно горело алым костром, в своих отгорающих лучах сжирая нашу на двоих боль. — Я до сих пор помню ее по его рассказам, — на обветренных губах притаилась улыбка, мягкая с оттенком грусти. — Он, знаешь, словно воскрешал ее специально для меня. И это были самые лучшие моменты в моей жизни. Миха был самым близким человеком для меня. Самым родным, понимаешь?
Кивнула, хотя он совсем не ждал моего ответа. Но я…я знала, каково это терять самых близких. И я понимала его, как никто. Вот только я точно знала, что его брат жив и здоров. Тогда почему он говорил о нем в прошедшем времени?
— А потом я рассказал ему свою самую большую тайну, — усмехнулся. А на мое плечо вдруг села пестрая бабочка. Улыбнулась, наблюдая, как она подставляла свои рыжие крылышки утопающему в море солнцу. Моргнуть не успела, как Стас одним резким движением поймал ее, сжав в кулаке. — А он просто взял и сломал все. Раздавил меня, как эту бабочку, — разжал ладонь, на которой распласталась несчастная бабочка. Такая красивая и навечно сломанная. Но вдруг…один удар сердца и она расправила свои узорные крылышки и спорхнула с его ладони навстречу солнцу. По щекам скатились слезы, и я в немом изумлении уставилась на Стаса, провожающего взглядом бабочку.