— Все нормально, Беляев, — делаю неуклюжую попытку подняться, но оказываюсь в кольце его рук. Как маленькую он подхватывает меня подмышки и усаживает на парту. Юбка задирается и в разорванном шве виднеется резинка чулок. Я тут же ловлю на себе обжигающий и голодный взгляд. Совсем не мальчишки. А пальцы сжимают стопу, мягко ощупывая, как-то на автомате, что ли. Потому что Стас смотрит не на свои руки, а на полоску кожи между чулком и бельем.
— Черт, Беляев, руки убери, — зло шепчу, стягивая на бедре юбку и краснея от стыда. И жду препирания или…или черт знает чего. Но Стас удивляет меня, перестает меня касаться и даже отступает на шаг. А у самого пальцы подрагивают. Я вижу. И он замечает это, сжимает пальцы в кулаки и поспешно прячет их в карманы брюк.
Осторожно наступаю на подвернутую ногу. Покалывает слегка, но терпимо. Жаль только обуви сменной нет. придется на полусогнутых добираться, потому что вряд ли я буду чувствовать себя теперь комфортно.
— Болит? — сипло спрашивает Стас, посылая по мне волну дрожи. Мотаю головой, потому что понимаю – отвечу и выдам себя с потрохами.
— А сменка есть? — он уже совладал с собой, но в глазах по-прежнему космическая тьма. Или это за окном потемнело? И словно в унисон моим мыслям класс освещает вспышка молнии. — Ливанет сейчас, — говорит Стас. — Босиком идти не вариант.
Хочу ответить, что это вовсе не его дело, но в окна врывается бойкий дождь. Барабанит по подоконнику, приковывая к себе мое внимание.
— Я же говорил, — хмыкает Стас. А я невольно переступаю ногами, отмечая, что сейчас уже не лето и прогулка босиком не пойдет мне на пользу. И что, похоже, ничего не остается, как топать домой на каблуках и в разорванной юбке. Вот будет радость коллегам, которые и без того перемывают мне косточки при каждом удобном случае. Шутка ли, попасть на работу по протекции директора. Место чье-то тепленькое занимаю, как пить дать. А подставлять Аллу Викторовну, нашего директора, совсем не хочется.
— Пиздец, Бабочка, ты меня убиваешь нахрен, — выдыхает Стас с упреком.
— А ты снова ругаешься, — парирую, не заостряя внимания на прозвище, которым он меня назвал. Впервые не Евой и не по имени-отчеству. Бабочка, надо же.
— Это в крови, — фыркает, подхватив рюкзак и достав из него новехонькие кроссовки и спортивные брюки. — Переодевайся. Не бойся, новье все, — успокаивает, поймав мой изумленный взгляд.
— Беляев, ты рехнулся, — снова шепчу с плохо скрываемой злостью. — Ты мой ученик.
— И что? — вздергивает бровь.
— Что обо мне подумают?
— Что ты охренительно сексуальна в моих спортивках и кедах, — не задерживается с ответом. И каждое его слово острыми мурашками по коже. — И что ты классная училка, раз ученики настолько тебя любят. Одеждой вон жертвуют, — и впихивает мне в руки брюки с кедами. А у самого черти ламбаду выплясывают в глазах.