Всё то, что было раньше, все те женщины, которых он трахал, когда пытался хоть чем-то заполнить ту огромную пропасть, которая разверзлась в его душе, когда не стало Оли, сейчас показались ему блёклыми и размытыми. Словно призраки, о которых он уже не вспоминал. И даже мать Алины, каким бы кощунственным это ни могло показаться, превратилась в неясное пятно. Всё отошло на второй план, осталось лишь желание войти уже в эту чёртову дверь и сделать то, чего желал так, что зудели кончики пальцев. И в то же время он боялся. Как не боялся уже давно - напугать, сделать то, что Нино никогда не сможет забыть, от чего сбежит, оставив и его, и Алину.
Но Герман так или иначе понимал - он не сдержится. Не сможет сейчас развернуться и уйти, а назавтра сделать вид, что ничего не случилось. Не было этого поцелуя, когда сорвался, словно его терзал неутолимый голод, не было тех слов, которые дали Нино понять яснее ясного, чего именно он желает.
Когда Ильинский всё же распахнул перед собой дверь, состояние, в котором он пребывал, достигло апогея. Перед глазами плясали разноцветные пятна, а от потребности вновь прикоснуться к Нино и понять, что она реальна, сводило скулы.
Она поднялась к нему навстречу с постели. Дышала так же тяжело, как и он. И стоило только Нино облизнуть пересохшие губы, как Герман не смог больше сдерживаться. Преодолел расстояние, которое их разделяло, обхватил её лицо ладонями и впился в рот поцелуем. Жёстким, требовательным, на грани с желанием причинить боль, заклеймить, оставить следы, которые будут видны всем. Следы принадлежности ему одному.
Она ответила робко, несмело, и от этого окончательно сорвало все тормоза. С приглушённым стоном Герман уложил Нино на постель, навис сверху на вытянутых руках, с трудом разрывая поцелуй. Огромные распахнутые тёмные глаза смотрели на него доверчиво и открыто, но страха в них не было, и от этого понимания по телу Германа разлилось облегчение.
Он вновь поцеловал Нино, но на этот раз нежнее, словно испрашивал тем самым разрешение на большее, но давал понять, что не сможет удовлетвориться меньшим. Её руки обняли его за шею, притянули к себе ближе. Герман скользнул ладонью под одежду Нино, углубил поцелуй, обводя языком её язык, наслаждаясь вкусом шампанского, едва приметного и оттого кажущегося ещё более сладким и притягательным.
- Тебе понравилось, как он на тебя смотрел?
Б*я! Какого хрена он вообще это спрашивает? Почему не смог сдержать язык за зубами, ведь сейчас не было никого другого - только он и Нино. И желание, искрящее между ними. Тем не менее, от того, как вновь распахнулись её глаза, когда он приподнялся на локте и принялся стаскивать с Нино джинсы, и от того, что сейчас она была с ним, целовала его и хотела его, а не кого-то другого, возбуждение достигло невероятных размеров.