— Ох и наследство же ты мне оставил, Леша…
Извечный шулербургский смог, рожденный беспрестанным потоком дыма, который выплевывали в небо многочисленные городские заводы, плыл по улицам, укутывая все вокруг своим едким, туманным покровом. Покоящиеся в его удушающих объятиях дома, мосты и ясноглазые фонари казались сейчас лишь неясными размытыми силуэтами, да и весь мир вокруг был каким-то призрачным и нереальным.
Сидящей в старомодном экипаже Настасье Павловне Оболенской чудилось, что с приходом ночи город словно зажил иной, скрытой от дневного света, жизнью. Погруженная в эту странную, таинственную атмосферу Оболенская вздрогнула, когда грубый мужской голос с нотками нетерпения внезапно окликнул ее, дабы известить, что они прибыли на место. Расплатившись с извозчиком, Настасья Павловна огляделась, хотя разобрать что-то в этом тумане казалось задачей довольно сложной.
Но здание, которое она искала, не заметить было трудно, даже несмотря на смог. Как поведал Настасье дорогой дядюшка Анис Виссарионович, сие до крайности неприличное заведение открыто было в Шулербурге около года назад, но уже пользовалось весьма скандальной и дурной славой. По слухам — сам дядюшка, по его словам, обходил это место десятой дорожкой — здесь давались самые возмутительные представления и демонстрировались весьма развратного толка танцы. Не говоря уж о нарядах тех, кто имел несчастье служить в данном заведении. «Сплошное непотребство!» — восклицал Анис Виссарионович, промокая батистовым платочком вмиг вспревший от активно выказываемого им возмущения лоб. «Это позор Шулербурга!» — добавлял он, взмахивая руками, словно отгонял от себя сам образ этого «возмутительного заведения». А Настасья слушала его молча, гадая о том, что же это за танцы такие да представления дают в загадочном кабаре «Ночная роза».
И вот теперь она стояла перед ним, и свет его огней, различимый даже в плотном удушливом саване тумана, мерцал перед нею, маня к себе яркой вывеской. Само кабаре было выстроено в нехитрой форме круга, с возвышающимся над светлыми стенами зеленым куполом-маковкой. Неподалеку от «Ночной розы» Настасья Павловна, хоть и не без труда, разглядела главный собор города — церковь святого Николая Чудотворца. Такое соседство казалось жестокой насмешкой, лишним свидетельством того, насколько люди в теперешние времена отдалились от Бога. На фоне окруженного огнями кабаре темная громада церкви казалась чем-то чужеродным и посторонним в этом мире, где люди, слишком поверившие в собственные бесконечные возможности и свершения, враз забыли о том, верой во что жили на протяжении веков. И здесь, в Шулербурге, заброшенность соборов казалась еще более очевидной и пугающей, чем в стольном Петербурге, где государь по большим праздникам все еще посещал церковные службы.