- Спасибо…
Марина едва сдерживалась, чтобы не разреветься, впрочем, знала - если это всё же случится, и мама, и Паоло поймут, что это слёзы счастья и облегчения.
А потом они просто сели втроём за стол, за которым Марина сидела совсем недавно и ей казалось, что всё, связывающее её с Паоло - в прошлом. И наверное, со стороны были похожи на беззаботных людей, что собрались вечером за чашкой чая. И хотя впереди было множество нерешённых проблем, Марина верила и знала - они с Паоло обязательно справятся. Просто потому, что есть друг у друга, и каждый готов создавать свой маленький рай на двоих, которому ничто не будет больше грозить.
Десять, девять, восемь, семь... Глаза упёрлись в темную, неровную брусчатку под ногами. Шаг. Ещё шаг. Шесть, пять, четыре… Кажется, что ноги налились свинцом - настолько тяжело давалось каждое движение. Вдох… тяжёлый, рваный, жадный. Три, два, один…
Сердце пропустило удар, а затем стремительно понеслось вскачь, когда Паоло поднял голову и взглянул на старый дом с чуть обшарпанными стенами и такими знакомыми, типично итальянскими окнами с зелёными створками.
Как мило выглядят для стороннего зрителя такие вот дома, как этот. И как много грязного и больного скрывают в себе для тех, кто знает, что прячется за живописным фасадом на самом деле.
Лёгкие сдавило невидимой тяжёлой рукой, когда его взгляд метнулся к знакомому окну на первом этаже. На карнизе в темно-зеленом ящичке уютно расположились миниатюрные розовые цветы. И эта мелкая деталь вдруг ясно дала ему понять и без того очевидную вещь: матери здесь больше нет. У нее никогда не росли цветы на окне. Ничего лишнего. Только кровать и бутылка…
Паоло сглотнул, ощущая, как по нутру расползается тяжесть. Впервые за прошедшие с того ужасного дня годы он не испытывал ненависти к своему прошлому и женщине, что его родила. Только горечь. И сожаление, что ее жизнь сложилась именно так. Он и сам пошел кривой дорожкой и, если бы не Марина, и по сей день занимался бы тем, что ломал чужие жизни, мстя за собственную. А ведь никто из тех, кто оказывался в «Парадизо», не был перед ним ни в чем виноват, как и он сам не был виноват в том, что родился нежеланным и ненужным. Но только теперь он понимал, что выйти за пределы порочного круга – куда сложнее, чем ступить в него. Можно обвинять весь мир в своих несчастьях, упиваясь собственной мерзостью, но гораздо больше силы духа требовалось, чтобы вылезти из жестоких жизненных жерновов все ещё человеком.