— Мне завтра на работу, — сказала я. — Рано. Так что, тётя Алла, никаких курочек. Вы сейчас поедете в гостиницу…
Про гостиницу не услышали. У тёти Аллы была поразительная способность фильтровать всё ненужное. Буквально: тут слышу, там не слышу.
Она буквально выдавила меня через дверь в комнату, встала, уперев руки в бока, огляделась.
— Да-а, — хоромы не царские, — заявила она. — В этой клетушке только крысе и жить. Но ничего, её продать ещё можно…
— Зачем мне продавать мою квартиру? — спросила я, сатанея с каждым словом.
— Ну, как зачем? Как же! Тут продать, мы добавим, купишь хорошую, нормальную двушку в Девяткино, поближе к Всеволожску…
— Зачем мне покупать двушку в Девяткино поближе к Всеволожску?
Вот со мной так всегда. Прыгать надо, а я туплю. Зашла ко мне в квартиру незваной, стоит и распоряжается, как мне продавать собственное жильё и где покупать другое… Оля бы уже озвучила направление на гору в Перу, а я стою, слушаю, как мне, непонятливой, растолковывают:
— Возраст берёт своё, не могу уже я на земле жить, нужно в город, поближе к современной медицине… и колено болит, и давление вот. Купим в Девяткино двушку, одна комната — с балконом! — мне, старой, вторая вам с Сенечкой, и…
— Тётя Алла, — сказала я, — уймитесь; никто ничего продавать не будет.
— Сразу после свадьбы-то и продадим, — она не услышала.
Сенечка молчал, смотрел в пол. Взрослый шкафообразный мужик с пивным брюшком и небритой помятостью на лице…
— Не будет свадьбы, — заявила я ледяным голосом. — Не будет никакой квартиры в Девяткино. И вообще, я вам сейчас такси вызову, обратно в ваш Всеволожск!
— Как?! Ты выгонишь старую больную тётю в ночь? Римма!
Вопли, крики, слёзы, ор.
Тётя Алла выставила на продажу — или уже продала?! — оба дома во Всеволожске.
И приехала жить в Петербург к обожаемой племяннице. С тем, чтобы выдать оную племянницу за сынульку. И пора уже к свадьбе готовиться, а эта неблагодарная племянница чего-то там кочевряжится, как говно на лопате.
Клиника!
— Сеня, — сказала я бешено. — Это правда? Вы продали жильё?!
Он пожал плечами. Смотрел в пол, в глаза мне смотреть остерегался, и правильно делал, моим взглядом можно было крошить бетонные стены.
— Там что, деньги в этих ваших чемоданах?!
Из невнятного Сениного мычания я поняла так, что всё-таки не продали ещё. Пока не продали. Уже легче. И в баулах не деньги, а одежда, надувной матрас и еда. Надувной матрас — это чтоб на первое время я с Сеней спала бы на полу, а тётя Алла на моём диване, у неё спина больная, ей на полу нельзя.
— Вон, — сказала я страшно. — Вон отсюда к чертям собачьим!