Не было больше ни одного дома, ни второго. Стыло передо мною давнее пепелище, заваленное землёй, обрушившейся кровлей, мусором, — добрые соседи, ленясь вывозить своё на свалку, кидали синие и чёрные пакеты прямо через покосившийся забор. Часть пакетов разорвалась, собаки, вороны и прочая живность растащили, раскидали вокруг их содержимое. А сквозь кучи мусора тянулись к серому низкому небу молоденькие, ореховые, наверное, деревца.
Вороны часто прячут орехи, потом о них забывают, а те легко дают стойкие к непогоде и морозам побеги. Орех, он — дерево сорное, растёт, где хочет и как хочет, и не так-то просто от него избавиться…
Значит, всё это было иллюзией, тупо долбил в мой мозг Капитан Очевидность. Голограммой. Пылью для отвода глаз. Дома сгорели очень давно, года три тому назад, не меньше.
Но — как же тётя Алла приволоклась тогда ко мне вместе со своим Сенечкой? Где она жила эти три года?
Боже мой, что за бред, что за чушь, кто играет со мной в такую дурную игру, Голливуд здесь, что ли?!
Я стояла босыми ногами в грязной луже — домашние тапочки тоже оказались иллюзией и прекрасно себе растворились без следа, оставив ступни безо всякой защиты, — и вот почему мне так холодно было в доме! На деревянном полу, в тапках. Потому что не было там никакого пола. Потому что шла я по выстуженной осенью голой земле!
Как ещё не пропорола ногу каким-нибудь штырём или осколком… а может, и пропорола, до меня же дойдёт, как до жирафа, только завтра!
Над руинами начал подниматься серый плотный туман. Струйки его били вверх, как будто там, внизу, тлели и никак не могли догореть злые угли. Я смотрела в полном ужасе, не осознавая, что бы это могло значить. Не Голливуд же! Не фильм ужасов. Не может быть, не сейчас, не здесь, не со мной!
И тогда меня крепко взяли сзади за локоть.
Я не знаю, почему я не упала замертво от разрыва сердца… Мне бы визжать, вырываться, бить пяткой в колено, — где там! Тряпка тряпкой. Прыгать надо, а я глазами моргаю. Идеальная жертва.
Меня впихнули в машину, не особо заботясь о том, чтобы сделать это деликатно и нежно.
Я больно стукнулась локтём и ещё коленом. А потом увидела — через стекло, основательно дождём замызганное, — как давешний тип в плаще бомжа и дорогих ботинках, шёл к пепелищу, и чёрный туман пятился от него, словно живой. На ходу тип обернулся, и снова вонзил в меня свой фирменный взгляд, яркий, пронзающий насквозь, как рентгеновское излучение. И вот здесь у меня сорвало планку вместе с гвоздями!
Ужас впервые не спеленал меня каменным коконом, а толкнул в спину к активным действиям! Я перелезла на сиденье водителя, завела машину — на удивление, с первого раза, хоть руки и тряслись, и вдавила педаль босой ступнёй!