Похоронов раскрыл свой монструозного вида ноутбук и погрузился в работу. Когда он думал, у него появлялись морщинки в уголках рта и возле глаз, и его лицо становилось невероятно умным и сосредоточенным. А ещё интересными были его руки. Тонкие, как у пианиста, но с роговыми мозолями, как будто раньше ему приходилось много работать на земле. Ну, там, помидоры выращивать… огурцы. Картошку, свёклу, капусту — такое всё.
…И греческий его чересчур правильный профиль, и натруженные руки сельского жителя, и невыносимые манеры…
Я потянула из сумочки вечный блокнот. Всегда ношу с собой не меньше двух штук. Блокнот, простые карандаши. Идея настигнуть может внезапно, а записать будет не на чём, вот где тогда — муки, самые настоящие.
Я рисовала. Как всегда, когда расстроенные нервы играли на волынке. Рассматривала украдкой Похоронова, и рисовала его. Как он сидит за ноутбуком. Как держит руку на тачпаде. Вполоборота — греческий нос, короткие, ёжиком, тёмные волосы. Карандаш летал над листом. Один рисунок, второй, третий… Подумала, нарисовала туман на Московском вокзале, бок вагона и бедолагу Бегемота на трёх лапах.
Жаль, графика не умела передавать чувства так, как мне хотелось. То морозящее ощущение от влажной холодной шерсти, когда кот ткнулся лбом мне в ладонь, как всегда делают коты, когда хотят, чтобы их погладили. Жуть, пережитую тогда — карандашом не передашь, как ни старайся.
Нарисовала проводницу, заново испытав весь букет эмоций по отношению к ней. Стерва она. Гарпия. Я понимаю, работа такая. Помотайся в вагоне по дорогам нашей великой и могучей, столкнись с множеством самых разных людей, от спокойного вежливого почти ангела до пьяного беса, который явился устроить тебе персональный ад и в том изрядно преуспел. Но мне от этого ничуть не легче!
— Вы хорошо рисуете, Римма Анатольевна, — заметил мой невольный попутчик. — Позволите посмотреть?
— Только если перестанете звать Анатольевной, — хмуро буркнула я.
— Хорошо, Римма, — улыбнулся он.
Я кивнула, подвинула ему блокнот. Невесть с чего взволновалась, сразу увидела кучу недостатков в рисунках, — в художественной точно не похвалили бы! Похоронов внимательно изучил каждый рисунок, и вдруг сказал:
— А вон тот угол нарисуете?
Он указывал точно туда, где спал, вытянувшись вдоль стены, чёрный Бегемот.
— В-вы… вы что, тоже видите?!
— Хотите узнать, что такое петля Кассандры? — вопросом на вопрос ответил он, я замерла, не зная, как реагировать, что сказать. — Рисуйте.
Я взяла блокнот, карандаш. Нарисовала… Смятую постель, каждую складку на пододеяльнике. Кота, уткнувшегося носом в стену, поджавшего под грудь лапы, как будто он сидел на стенке, а не лежал одним боком на полке. Шерсть его, мокрую, кое-где свалявшуюся… И снова — чувством вины резануло по живому: не спасла, не уберегла, не сумела…