Чем больше я прошу, тем жестче он парирует. Каждый его мяч летит прямо в меня и снова и снова бьёт по самому больному месту. Джеймс Прайд всегда был хорош в подобных играх. Всегда умел видеть людей насквозь, выискивая не только их слабости, но и самые главные пороки.
И именно поэтому я до последнего не хотела пускать в ход свой самый главный козырь. Не хотела рисковать, отдавая себя на волю случая. Но мне нужен Николас, а Николасу нужен Джеймс. И я готова на всё, что угодно, только бы такой важный для меня человек перестал страдать из-за всех тех несчастий, которые я принесла в его дом, как залетевшая в окно птица…
— Я предлагаю тебе игру, Джеймс, — собираю в кулак всю свою волю и поднимаю подбородок чуть выше. Стараюсь говорить как можно уверенней, хотя всё внутри дрожит и вибрирует, когда сидящий напротив мужчина буравит меня своим тяжелым, испытывающим взглядом. — Если врачи вылечат тебя прежде, чем Николас вернёт мне маму, то я снова стану твоей.
— Хрень! Ты и так уже моя, — смеётся Джеймс, стряхивая пепел со своей сигареты, и снова прихватывает губами серебряный фильтр. — Так что основной вопрос, когда именно мне надоест эта бестолковая болтовня и я потащу тебя в спальню.
— Неправда, — губы стремительно пересыхают, потому что решимость, с которой он говорит, не оставляет места для сомнений.
Джеймс действительно готов вцепиться в меня своими длинными клыками и утащить в спальню, чтобы делать всё, что только захочет. Готов разодрать на части, как дикий зверь, которому наконец-то позволили насладиться долгожданный куском мяса. Наверное, именно поэтому я и смотрю на маленький окурок дымящейся в его руке сигареты, как на единственную преграду, отделяющую меня от изнасилования.
— Если возьмёшь меня сейчас, то за мной обязательно придёт Николас, — шепчу, практически теряя голос. — А если примешь мои условия, то я уйду от него и стану твоей по своей собственной доброй воле.
— Ты так сильно в него веришь? — злобно интересуется Джеймс, и от него начинает расползаться чёрная дымка бешенства.
— Да, — и снова наше молчание превращается во впивающиеся под кожу огромные медицинские иглы.
«Чёрт бы тебя побрал, Джеймс! Ну, скажи мне хоть что-нибудь, пока я не лишилась сознания!» — тихонько сглатываю и прикусываю губы, приводя себя в чувство!
Ещё несколько секунд Джеймс смотрит на меня стеклянными глазами, а затем болезненно дёргается и морщится, потому что тлеющая сигарета обжигает его пальцы. Он с настоящим отвращением сминает окурок о дно хрустальной пепельницы и тянется за лежащим на столе телефоном. Снимает блокировку, листает в телефонной книге и нажимает на вызов, пока я продолжаю следить за каждым его движением.