— Принято к сведению. — Мужчина взял со стола папочки. — И больше ничего про Ильина? Никаких официально задокументированных слухов, сплетен?
— Насколько я знаю, нет. Но я все же не эксперт по истории, всего лишь скромный сельский библиотекарь, который продает дом, — сказал старикашка таким тоном, словно был царским ординарцем, а его за лакея из булочной принимали.
— Тогда жду звонка вашего агента, — с этими словами Матвей вышел из библиотеки. А старикашка вздохнул с видимым облегчением. Насте это не понравилось. Не понравилось настолько, что она ухватила старикашку за плечи, позволив ему почувствовать это ласковое прикосновение, позволила ему вздрогнуть и часто-часто задышать, словно кобелю с папенькиной псарни.
— Будете докучать Матвею Васильевичу, живописать насколько я незавидная невеста, и я приму меры. Даже если эти меры вынудят меня появиться в вашей опочивальне после захода солнца и объяснить всю глубину ваших заблуждений.
Дыхание старикашки на миг прервалось, а потом возобновилось с еще большим сипом. Видимо, это стоит расценить, как согласие.
Настя появилась в машине, как раз в тот момент, когда мужчина швырнул папки в бардачок, а потом неожиданно замер, словно почувствовав ее присутствие. Хотя, почему «словно», она давно верила, что так оно и есть. Он мог ее чувствовать, ощущать ту, что умерла более века назад. Одно это уже отличало его от старикашки. А если взяться перечислять и остальные отличия, бумаги в этих папках не хватит.
— Настя, — позвал он, — если ты здесь, покажись, прошу. А то я сижу и гадаю, схожу я с ума или уже сошел и можно расслабиться.
Он еще не договорил, а она уже появилась на сиденье, позволила увидеть себя. И даже не потому, что он попросил, а потому, что сравнил себя с ним.
— Ты не он, — прошептала девушка и сделала то, на что не решалась никогда раньше. Подалась вперед и прижалась губами к его губам. Нянюшку бы удар хватил, а папеньку кондрашка. Она никогда до этого не целовалась, поэтому и вышло, бог знает что. В романах-то писаки такого накропают, про спертое дыхание, про бабочек в животе, про огонь в очах. На деле же Настя, перестаравшись, стукнулась зубами о его зубы. И все же, это был ее первый поцелуй, какой уж есть. Девушка отпрянула, словно испугавшись собственной смелости, и не придумала ничего лучше, чем повторить: — Ты не он.
И исчезла, от греха подальше.
— Ух ты — сказал Матвей и спросил: — Что такого ты натворила, раз боишься показаться мне на глаза?
Вместо ответа девушка коснулась его щеки ладонью. А он, почувствовав прикосновение, которое не ощущал никто до него, закрыл глаза и сидел так целую минуту. А она целую минуту была не в силах убрать руку. А потом мужчина улыбнулся, выдохнул и оживил автомобиль. Не совсем сдох железный коняка. Или это она теряет сноровку?