— Он в кабинете, — шепнул и исчез в боковом коридоре.
В святая святых Сатаны я вошла без стука.
— А я ведь просил их тебя не впускать… — обреченно пробормотал Сатана, даже не подняв головы от бумаг.
Выглядел властелин гнева неважно. Осунувшийся, бледный… Под глазами залегли тени. А руки, сжимающие какой-то листок, мелко дрожали.
Вся моя злость моментально испарилась. Более того, я испугалась за Верховного. Он казался… сломленным.
— Сат, что случилось?
— Инга, тебе лучше уйти.
Естественно, я не послушалась. Наоборот, обойдя широкий стол, встала прямо перед ним.
— Неужели ты думаешь, что от меня можно откупиться свободой, Верховный? Или ты решил, что я была все это время с тобой только из-за страха смерти? Или, может быть, я сопротивлялась и не звала тебя в ловушку только чтобы поиздеваться над собой?..
— Инга…
Я не дала себя перебить:
— Я люблю тебя, Сатана. И мне плевать, что ты там себе придумал. И почему решил меня бросить. Даже плевать, что ты, возможно, не любишь меня. Но мне не плевать на тебя самого. И мне больно видеть тебя таким. Расскажи. Выговорись. Я вряд ли помогу — чем может простая чертовка помочь Верховному? Но тебе станет хотя бы чуточку легче.
Сат наконец-то поднял на меня взгляд. Винного цвета глаза, сейчас потемневшие настолько, что казались двумя бездонными черными омутами, долго изучали мое лицо. Пальцы на листке сжались так, что побелели костяшки.
И сам он весь подобрался, будто готовился прыгнуть с высоты в пропасть.
— Расскажи, — прошептала я, коснувшись его щеки.
И он не выдержал. Листок полетел на пол, а трясущиеся руки сгребли меня в охапку. Он рывком притянул меня к себе на колени, обнял так, что хрустнули кости. И, уткнувшись мне в волосы, начал рассказывать. Быстро, глотая слова, перескакивая с одного на другое. Так, словно боялся, что если прервется хотя бы на секунду, то уже не сможет договорить.
Я не перебивала. Слушала.
Сначала это казалось нелепицей. Злой шуткой. Но потом он поднял с пола листок с анализом. Показал мне. И тихо подвел итог:
— Тебя похитил мой сын, чтобы отомстить мне за то, что я не признал его. Как скажи, я могу быть с тобой, после всего этого?
— Молча, — не задумываясь, выпалила я.
Мы не можем отвечать за грехи наших отцов. Как и не можем отвечать за грехи детей, которых даже не знали. Мать Эвона сама скрыла свою беременность. Сама ушла от Верховного. Но корящий себя за мое похищение Сатана покорно взял на себя вину и за это.
И все это заставляет меня любить его еще больше.
— Я люблю тебя, Верховный. И ни в чем не виню. А Эвон… если Семерка согласится, я не буду против того, чтобы он дышал. Даже здесь. С нами. В этом доме. В конце концов, одну бывшую мятежницу ты и приютил и перевоспитал…