— Шеф, что с вами? — во взгляде Джексона скользила настороженность.
— Э-м-м… ничего, — я посмотрела на него так, словно звук его голоса раздражал меня, — что с пациентом?
— Ранение карандашом в шею. Драка с сокамерниками.
Я подошла к каталке. Нервная дрожь била меня, словно разряды дефибриллятора. Над Дереком, лежащим без сознания, склонилось сосредоточенное лицо Аманды Хофф. Ее пальцы ловко ощупывали место прокола, из которого торчал карандашный огрызок, проверяя, задета ли сонная артерия.
— Что здесь? — спросила я, скрывая дрожь в голосе.
— Увы, но артерия задета, — подбежавший к нам медбрат передал ей в руки рентгеновские снимки. — Ну вот, — разочарованно выдохнула Аманда, — на снимках это отлично видно. Стоит нам вытащить карандаш — он за несколько секунд умрет от кровопотери.
— Ты возьмешься?
— Попробую, — с сомнением ответила Аманда, — Ты узнала его, не так ли? — шепотом спросила она, подняв на меня глаза. Я молча кивнула и сглотнула. — Он больше не опасен.
— Знаю.
Аманда повернулась к стойке медперсонала и крикнула:
— Готовьте восьмую операционную, и как можно больше крови и тромбоконцентрата!
Медсестры засуетились, начав обрывать телефоны. Двое крепких медбратьев покатили носилки с Дереком к лифту. И в этот момент по громкой связи вызвали Аманду.
— Доктор Хофф! — вещал строгий голос из динамика, — Немедленно подойдите в палату 4015. Код синий. Повторяю. Доктор Хофф, немедленно подойдите в палату 4015. Код синий.
Аманда застыла с выражением ужаса на лице.
— Линда, прости! Тебе придется взять операцию на себя. Мой пациент с пересадкой сердца…., я должна идти!
Она резко развернулась в противоположную сторону и побежала к запасному лифту. И только когда за ней закрылись двери кабины, я поняла, что только что произошло. Мне придется спасать жизнь этому поддонку.
Я сжала кулаки так сильно, что мои острые ноготки врезались в тонкую кожу ладоней.
— Доктор Скайфилд! — на мое плечо легла рука дежурного врача, — Вы будете оперировать заключенного?
— Да, — прошипела я.
— В операционной все готово.
— Спасибо.
Я закрыла глаза, сделала глубокий вздох, и решительно направилась к лифтам. В конце концов, я давала клятву Гиппократа. Обещала, что буду одинаково хорошо лечить и мужчин, и женщин, и белых, и черных, и бедных, и богатых, и, как теперь оказывается, и хороших, и плохих.
Оказавшись в предоперационной, и с ожесточением натирая руки мыльным раствором с антисептиком, я думала только об одном — как сдержаться и не убить его?
Я на автомате выполняла все необходимые действия — протянула руки сестре, чтобы она надела перчатки, покорно подставила голову для повязки, позволила туго затянуть завязки одноразового халата на спине.