Вот оно что. Марго, которой наверняка едва исполнилось тридцать, не торопится заводить семью.
— Сэм, что я могу тебе сказать. Тут два варианта: или победит ее любовь к тебе, или ее амбиции.
— Ох уж эти современные женщины, — полушутя, полусерьезно ответил он, — подавай вам карьеру, признание, уважение.
— Так-так, — я толкнула его локтем в бок, — это что еще за разговоры в свободной демократической стране? Может, тебе поискать невесту где-нибудь в Сирии, или на худой конец, среди амишей? Тогда ты немного промахнулся со штатом, тебе нужно в Пенсильванию.
Мы засмеялись и остановились перед дверью в комнату персонала.
— Ты бы тоже не согласилась выйти замуж и сидеть дома, воспитывая детей и обустраивая семейное гнездышко?
— Сэм, я думаю можно совмещать. Но так, чтобы совсем стать домохозяйкой — это не про меня.
— Я так и думал.
Он улыбнулся мне немного грустной улыбкой, похлопал по плечу и пошел к лифтам.
Я вошла в комнату отдыха и увидела Патрисию Мун, еще одного штатного хирурга из моего отделения.
— Доброе утро, доктор Соул.
— Доброе утро, доктор Мун.
— Я вас вчера весь день искала, но шеф сказал, что вы были заняты с какой-то документацией.
Спасибо, Сэм!
— Что-то случилось?
— Да, нужна ваша консультация. У меня подросток с аритмией. Трепетания предсердий. Пульс 190. В сознании. Амиодарон не снимает приступ.
— Эпинифрин пробовали?
— Да.
— Радиочастотную абляцию?
— Делали три месяца назад. Но ритм снова сорвался.
— Дифибрилляцию?
— Его родители не дают на нее согласие. Они против общего наркоза. Та же история с кардиостимулятором. Никаких железок внутри тела.
Идиоты! Вот что за люди?! И почему в Штатах врач должен уважать желание пациента, и не навязывать ту или иную процедуру? Пациенты, в 90 % случаев, ни черта не смыслят в медицине, и брыкаются только из-за каких-то своих страхов или дурацких убеждений. Интересно, какая муха укусила родителей этого парня, что они так возненавидели общий наркоз?
— А сам парень что думает? Он согласен с родителями?
— Он уже на все согласен, лишь бы прекратить это.
Я вновь мысленно чертыхнулось. Как можно так относиться к собственному ребенку?!
— Окей, я приму душ и через пятнадцать минут подойду в палату.
— Номер 4024. Пациент — Шон Макферсон, 17 лет.
Я кивнула и зашла в душевые. Что ж, сегодня я буду разбираться с аритмией. Берегись меня, подлая болячка! Я вооружена знаниями, опытом и лучшим оборудованием. И да, я очень опасна.
Я включила воду, и помещение сразу же заполнилось горячим паром, который, достигая потолка, оседал на стенах мелкими каплями. Мои волосы тут же встали в позу — подпрыгнули, словно пружинки, и завились в кудряшки. Я с удовольствием сняла с себя вчерашнюю робу и белье. Несколько капелек пара упали с потолка мне на кожу, вызвав мурашки. Соски на груди встали, предвкушая тугой напор воды из душа. Я встала под душ и закрыла глаза. Вода хлестала меня по лицу своими острыми струями, больно била по груди и животу. Я чуть убавила мощность потока. Увы, я не могла провернуть тот же номер со своим возбуждением. Мой мозг вновь и вновь возвращал меня в день знакомства с Рэем. Я видела его влажные графитные глаза, наполненные теплом, его мягкие пухлые губы, короткую щетинку на щеках и подбородке, широкие размашистые черные брови, и его сильные ладони. Умом я понимала, что сейчас не место, и не время предаваться подобным мечтам, но ничего не могла с собой поделать. Я хотела этого мужчину всеми клетками своего тела и всеми фибрами своей души. Вот такая странная анатомия, где материальное соседствует с духовным. Ты должен поправиться, Рэй. И чем быстрее это произойдет, тем лучше. И для тебя, и для меня.