— А, вон оно что, — он немного удивился. — Тогда понятно. Она скучала по здешним местам. В Харрое большой храм Матери, но он кошачий, и ни с кем из нас бабушка о нём не говорила.
Они уже шли по еле заметной тропке к лесу, который покрывал весь склон горы — как почти всюду здесь. Черный зев пещеры возник неожиданно.
— Не бойся темноты, — Данир обнял её, его горячие ладони скользнули под её вышитую куртку, — я почую любую опасность, кошки отлили мне силы щедро.
Ей было не до кошмаров из темноты.
— Данир, значит, Харрой — близко?
— Верхом напрямик тропами — часа два. То есть да, близко. По дороге в карете дольше. Хочешь туда? Я потом свожу тебя… Пойдём же! — он не хотел больше отвлекаться на пустяки.
Вот погладить её ещё раз под курткой, потискать малость — это да, это он хотел.
Главное, Харрой близко. Правильно, айя Лидия говорила, что до него из столицы добираться долго — но они ведь не в столице, они в глухой глуши какой-то! И Харрой рядом. И храм там «кошачий», но её туда уже пригласили…
Айя Лидия не могла никого из «своих» послать в «кошачий» храм? А Катю могла, Катя чужачка. Неужели в этом всё дело?
Данир подхватил её на руки и так внёс в пещеру. Темнота тут же обступила, кромешная, бархатная. И слегка закружилась голова…
Именно что слегка. Там, в доме на Лесной, кружило больше.
— Всё, любовь моя. Мы на месте.
Ничего не изменилось, та же кромешная тьма вокруг. Но это уже была другая пещера в другом месте — Катя поняла это, когда оказалась снаружи. Неподалеку возвышалось одинокое здание с конусообразным верхом — как и там, где они побывали только что. Строения вокруг — маленькие, одноэтажные, всё было сложено из плоских серых камней. Окна светились, из распахнутой двери тоже лился мягкий свет.
— Нас ждут, — напомнил Данир.
Но сначала он завёл Катю в кусты и, ловко управляясь со шнурками и застёжками, помог ей переодеться в свадебное платье — то, красное с вышивкой. Заглянуть бы в зеркало!
— Ты очень красивая… моя… — он скользнул губами по её виску.
— Твоя — кто?.. — шепнула она.
Его обращение, просто «моя», теперь уже не звучало для неё так странно, как в первый день, но всё же продолжение подразумевалось, и его хотелось слышать. Моя, моя… кто?
— Моя любимая. Прекраснейшая. Самая лучшая. Моя айя. Подожди, тебе надо расплести волосы, — он занялся этим сам, пропуская пряди между пальцами.
Так приятно…
— А тебе?
Она потянулась к его волосам, но он отстранился, мотнул головой.
— Мне не надо, — и продолжил разбирать её пряди, гладя и причёсывая пальцами. — Я должен тебя предупредить. Надеть брачный браслет — это не совсем то, что ты подумала. Для волчицы — это другое. Тебе на самом деле наденут на руку особый браслет, но ненадолго. Он оставит рисунок, отпечаток… вроде ожога. Похоже на тату. И мне тоже. У нас на запястьях появятся рисунки. Когда ты вернёшься в свой мир, твой рисунок постепенно исчезнет, года через три. Но он не помешает тебе жить, как хочешь, и выходить замуж — тоже. Понимаешь? — и такая отчетливая тоска в его голосе вдруг заставила её вздрогнуть.