Рагу томилось на плите, Серый горделиво возлежал посреди кухни, когда раздался четкий и уверенный стук в дверь. Я быстренько ополоснула руки и бросилась открывать.
— Даже не спросила, кто пришел, — укоризненно проворчал Керс, вваливаясь в прихожую. — Кто так вообще делает, Лия?
— Я так делаю, когда чувствую, что ты идешь. Мой руки и садись за стол, я приготовила твое любимое рагу, — скомандовала я, захлопывая дверь.
— Подлизываешься?
— Нет, а зачем?
— И то правда.
Керс скрылся в ванной, а я начала поспешно накрывать на стол.
— Все, как я люблю, да, Лия? — я вздрогнула и чуть не выронила чайник.
— Не люблю, когда ты вот так подкрадываешься. Есть в этом что-то оборотничье.
— Прости, не хотел напугать, — проговорил Керс, обнимая меня сзади. Я похлопала по его руке, поглаживающей мое плечо в успокаивающем жесте.
— Давай ужинать, а то остынет.
Керс сел за стол и начал быстро орудовать ложкой. Ели мы в тишине, вот только тишина эта казалась мне вымученной и неспокойной. Я ждала новостей, но, как всякая женщина, проведшая большую часть жизни среди мужчин, ждала, когда мой друг утолит голод и начнет разговор сам.
— Что ты хочешь услышать от меня, Лия? — этот вопрос прозвучал неожиданно. Керс расслабленно откинулся на спинку стула и смотрел на меня внимательно, будто хотел заглянуть в саму душу.
— Правду, конечно. Новости с оперативного фронта. Приблизительные ответы на вопросы, что с утра задавал капитан. Не поверю ни за что, что вы с ребятами не обсудили их.
— Ты права, конечно. С чего начать?
— Начни сначала.
Керс усмехнулся и разлил чай по чашкам.
— Итак, на сегодняшний день официально в списках пропавших без вести числятся трое черных магов. Анри Гарбос, 28 лет, чистокровный черный, в Корлине служил последние 4 года, сирота, приехал из Гридина. Второй, Ристан Красс, 37 лет, черный по подавляющему признаку, в Корлине служил последние 3 года, перевелся из Гридина, семьи нет. И, наконец, Тони Мор, 30 лет, чистокровный черный, в Корлине служил последние 5 лет, перевелся из Гридина, семьи нет.
По-военному четкая и короткая речь Керса набатом звенела в моих ушах. Я засмеялась, но смех был горький и истерический. Керс сочувственно смотрел на меня и ничего не говорил, только подлил мне чаю. Я автоматически принялась размешивать сахар. Звякнула ложечка, когда я задела стенки тонкой фарфоровой чашки, и этот звук заставил меня вернуться сюда, в маленькую квартирку военного целителя в Корлине, на кухню со сгустившимися по углам тенями к Керсу и к настоящему.
— Значит, Гридин, — протянула я. — Все дорожки ведут туда.