— Лия, присядь, я тебе сейчас помогу, — Керс при моем появлении действительно вскочил с кресла, забрал поднос и, кивком головы велев мне усаживаться, принялся ловко расставлять чашки и наливать чай. Пока он суетился, я с удивлением обнаружила, что с таким большим количеством мужчин моя гостиная стала совсем маленькой и тесной. К двум мягким креслам и небольшому столику у камина подтащили стулья, ковер был изгваздан, а моя забытая на кресле индирская шаль сиротливо лежала на каминной полке.
При моем появлении мужчины, что-то обсуждавшие с Керсом, замолкли. Теперь же все были заняты чаем и печеньем. Я, лениво помешивая в своей чашке сахар, наблюдала за собравшимися. Керс, озабоченно хмурясь, прихлебывал чай. Поймав мой внимательный взгляд, он ободряюще улыбнулся. Имена моих новых знакомых совершенно перепутались у меня в голове, и я беззастенчиво рассматривала их, пытаясь вспомнить кто есть кто.
Они все были чем-то неуловимо похожи. Все боевые маги чем-то похожи, если знать, на что обращать внимание. Все трое — коротко стрижены, выше среднего роста, в черных плащах, которые не скрывают, а скорее подчеркивают хорошо развитую мускулатуру. Сидящий прямо напротив меня господин выделялся из этой троицы пижонским стилем, больше характерным для столичного аристократа, чем для боевого мага в Приграничье. Плащ его явно был сшит на заказ у первоклассного портного и сидел на нем как влитой. Я готова была поклясться, что и ткань на ощупь напоминает мою шаль — такая же мягкая, тонкая и, вместе с тем, теплая и прочная, а значит, привезена из соседнего государства Индиры и стоит недешево. В левом ухе у него красовалась сережка с редкой черной жемчужиной; черты лица — тонкие и правильные.
Второй маг сидел от меня по левую руку и выглядел попроще первого. Нос его был несколько раз сломан и, видимо, всякий раз срастался без помощи целителя, потому что его кривизна была сразу заметна. Глаза его были ярко-карие, глубоко посаженные, густо обрамленные ресницами, что вкупе с широкими бровями вразлет, высокими скулами и кривым носом придавало его лицу нечто хищное и опасное. На правой руке на мизинце поблескивал перстень с черной жемчужиной.
Наконец, третий был обладателем широкого квадратного подбородка, резких скул, тонких губ и серых глаз, которые хитро поблескивали из-под светлых ресниц. В нем было что-то волчье и что-то свое, родное — то, что с трудом передается словами, но ощущается сердцем. На правом мизинце я заметила и у него перстень с черной жемчужиной. Всем троим на вид можно было дать от 30 до 40.