— Эм, — выдохнула, собираясь с мыслями. Скользнула взглядом по могучей груди ангела. На земле такие называются бодибилдерами вообще-то… — Да. Излагать. Так… Вспомнила. У нас тут недавно девственница почила, мне с ней поболтать необходимо.
Милорад улыбнулся, так слащаво-ласково, и прошелестел приятным голосом:
— Молись, дитя, отцу нашему Небесному. Да будут услышаны мольбы твои.
И вокруг него уже сияние золотистое рассыпалось, но я схватила наглого ангела за могучий бугорок (стоп, это я о бицепсе или трицепсе, или чем бы то ни было!) и дернула на себя. Милорад подобной настойчивости не ожидал, пошатнулся и из светящегося портала сделал шаг вперед, подарив мне совсем уже не добрый взгляд.
— Простите, — напряженно улыбнулась, убрав руку и разгладив помявшийся рукав водолазки. — Мне показалось, что вы уже уходите. Но ведь я не для этого вас звала. Мне не только с ней нужно поговорить, мне нужно, чтобы она ответы дала, а я их слышала. И при этом, чтобы я живая осталась.
— Боюсь, дитя, просьба твоя невыполнима. Души, вошедшие на Небо, там и остаются. Обратный обмен невозможен, это непреложный закон. Как бы я ни хотел помочь — не могу.
Не хотел помочь — вот главное слово. Законы, видите ли, непреложные! Кому, как не юристу, их обходить? Как там говорится? Хороший адвокат изучает законы, а умный — приглашает судью на обед. Мораль сей присказки такова, что из любой ситуации, даже самой безвыходной, есть выход. Хотя бы по той простой причине, что в нее был вход. А вход — отверстие двустороннее.
— Хорошо, что я должна сделать? Сорок дней молиться, соблюдать пост, дать милостыню женскому монастырю, раздать всю свою одежду беднякам? Я готова договариваться.
Милорад вовсе не мило улыбнулся.
— Сделки — удел демонов, сестра.
Да оно понятно, что с яможителями куда проще договориться, чем с этими светлоликими. Ничем их не прошибешь!
— Слушай, давай как-нибудь решим возникшую проблему!
— Молись, сестра. Отец обязательно услышит тебя и наставит на путь истины.
— О, Небо! Ты ведь не ко всем приходишь. Я имею в виду, тебя зовут сотни тысяч страждущих ежеминутно. И тут, как говорится, если каждому давать — переломится кровать, — Милорад округлил глаза, вероятно, пытаясь установить причинно-следственные связи между своей работой и мебелью. — Я имею в виду, к каждому ведь не явишься, являлка сломается быстрее! — приподнятая бровь обозначила степень недопонимания между нами. Закатила глаза и выразилась предельно прямолинейно: — Ты ведь именно на мой зов явился! Почему? Зачем? Чтобы лично сказать — молись, дитя, и все у тебя будет пучком?