И реально колотит всю. От того, что понимаю, насколько я и правда по сравнению с ним и теми уродами, что внизу остались маленькая. Беспомощная и беззащитная. И сделать ничего невозможно!
Как же это ужасно, быть полностью в чьей-то власти! Как жутко зависеть от чужой воли!
– Маленькая и глупая, - снова дергает за волосы, теперь уже задирая платье, пробегая пальцами вверх, до кромки чулка, цепляя ее. – И дрожишь вся так сладко. Кто бы такую невинную на прожженных шлюх променял?
Рефлекторно пытаюсь оттолкнуть – даже не задумываюсь, само как-то получается. Упираюсь руками в стальную грудь, отшатываюсь в стену, прижимаясь к ней еще крепче, так, что содранная кожа на бедре обязательно теперь останется.
Но он только запрокидывает голову и хохочет, - страшно, раскатисто, так, что снова холодею и замираю. Страшный человек, чудовище. И смех у него – злой, жуткий, по мурашек прямо под кожей. Гулом в висках отдается.
– Сопротивляться решила, сука, - его настроение вдруг меняется, в единую секунду.
Челюсти сжимаются и снова раздуваются ноздри – страшно, угрожающе, как у хищника, что на добычу сейчас свою набросится и просто разорвет, раздерет на клочки.
– Ннет, - выдыхаю, стуча зубами. – Ннет.
Но все слова вылетают вместе с ударом пощечины. От которого голова дергается в сторону, а по губе тут же начинает плыть струйка крови.
Звон жуткий, бешеный, - в оглушительной тишине зловещей комнаты. И в голове, набатом гудит, оглушая.
– Это только начало, - шипит зверь, и, подхватив бегущую по губе каплю пальцем, облизывает его, снова начиная тяжело с присвистом дышать.
И вдруг дергает меня за волосы, снова до вспышек перед глазами, разворачивает, бросая грудью на подоконник, задирает платье до пояса.
До половины высунутая в окно, на морозный воздух, я снова не могу сдержать вскрика, когда огромная ладонь с громким шлепком опускается на мою ягодицу. Снова. И снова. Чуть не вою, прикусывая губу. Никогда не думала, что шлепки по попе могут быть такими болезненными. Хотя… руки у него такие, что и шлепками может мне позвоночник переломать.
– Первая кровь, - хрипит, поддевая проклятые кружевные трусики, на которые я сегодня возлагала такие надежды! И которые теперь проклинаю, как только способна. – А сколько ее еще будет? – его палец резко врывается между полушарий. Палец. А ощущение такое, будто раскаленную кочергу в меня всунули.
Но сдерживаю вопль боли. Лишь бы его не злить. Или, наоборот, не раззадорить этим?
Он ведь явно не просто маньяк. Он настоящий садист! Да он же от страха моего, от беспомощности и возбудился!