И император улыбаться перестал в тот же миг, став серьёзным, собранным и всё ещё несколько виноватым.
— Самым худшим для тебя вариантом было бы получить именно мою магию. Она плохо поддаётся контролю, на порядок сильнее любой другой и обладает зачатками собственного разума. Пока ты была без сознания, она… кое-что сделала.
Нехороший холодок, вернувшись, скользнул уже по животу, заставляя меня невольно содрогнуться.
— И что она сделала? — не ожидая ничего хорошего, всё же не могла не спросить я.
И Андор, прошептал что-то вроде «Спасибо, Дарак», взмахом руки создал прямо передо мной искрящееся и переливающееся зеркало. Миг, скользнувшая по нему рябь и я увидела себя.
Или не себя?
Умом я понимала, что в зеркале перед своим носом могу увидеть только лишь себя, но в то же время этот же самый ум отказывался верить в то, что это действительно была я.
Я изменилась. Как-то очень быстро, резко, кардинально, и теперь в отражении я с очень большим трудом узнавала себя.
Первым, на что я обратила внимание, были глаза. Мои чудесные миндалевидные глаза тёмно-карего цвета теперь не угадывались ни в чём. Они теперь были более округлыми, заметно увеличившимися в размере, с мягкими длинными абсолютно чёрными ресничками, но самое ужасное было не это. Радужка в них, также увеличившись в несколько раз, отчего для белков оставалось совсем мало места, переливалась от чёрного к насыщенно-золотистому. Причём буквально переливалась! Я это видела! А зрачки… они были кошачьими. В смысле, вертикальными. И по мере того, как я всё сильнее изумлялась, они всё сильнее сужались, став в итоге просто вертикальной тонкой полоской.
Мне хотелось закричать от ужаса, но это было ещё далеко не полным набором тех изменений, что случились со мной!
Кожа стала бледнее, тоньше, прозрачнее, отчего получила также нежно-розовый оттеной, едва различимое тусклое сияние и полную и безукоризненную ровность. Не было на ней больше родинок, к которым я так привыкла, не было ни единой неровности, даже мои детские маленькие шрамики разгладились.
Черты лица стали тоньше, грациознее как-то и делали моё лицо запоминающимся. Маленький носик, чуть припухшие губы, ставшие ярче и чётче, высокие скулы. Каким-то невообразимым образом я стала серьёзнее, взрослее, даже величественнее, что лично меня очень сильно испугало.
Но одного только взгляда на собственные волосы хватило, чтобы испуг мгновенно трансформировался в искренний ужас.
Мои волосы! Мои прекрасные, любимые, самые прекрасные волосы!.. Нет-нет, они всё ещё были при мне, вот только это больше не были мои волосы! Чьи-то чужие, заметно удлинившиеся, идеально ровные даже после сна, они стали на порядок темнее, но теперь были не просто чёрные, а медно-чёрные. В смысле, среди общей чёрной массы отчётливо проглядывался рыже-алый блеск.