То есть я вот тут сейчас чуть было не отдалась в умелые руки пылая страстью, а это была всего лишь работа на публику, во избежание разоблачения нас как супружеской пары. Мне почему-то стало так обидно, хотя, здраво размышляя, я понимала, что являюсь идеальной визуализацией к выражению «сама подумала, сама обиделась», но уже ничего с собой поделать не могла. Я запрыгнула на поезд оскорбленных и униженных, который мчится в долину Кровная обида, и на всех парах понеслась в каюту.
Спать.
Никогда не думала, что буду страдать от морской болезни, и вот она я, склонилась над клозетом и отдаю ему последнее, что посмело задержаться в моём желудке.
Мокрая испарина покрывает мой лоб, колени трясутся, а желудок сжимается в тошнотворных спазмах, и помимо того, что я с трудом мирюсь с такой стороной едва начавшегося путешествия, меня просто невыносимо бесило то, что каждый мой позыв и отсюда стон, сопровождался виновато-обеспокоенным лицом светлого, мелькающего в проеме.
Да скройся же ты. Как жаль, что на дверце нет щеколды.
Обессиленная я уснула, и то только после того, как Кирилл что-то сделал. Его горячие пальцы едва ли касались моего солнечного сплетения, бледные искры сорвались с пальцев, обжигая, но даря облегчение. Он постоянно повторял, что ему жаль, так как лекарь из него тот еще, и под этот тихий, неспешный рокот я и вырубилась.
Что-то щекотало мне губы, я уворачивалась, но легкие, словно пух, касания не прекращались. Открыв глаза и отплевываясь от шерсти, я потянула за призывно торчащее ухо и сняла свернувшегося в калач фенька с груди, поборов желание сжать зубы на пушистом хвосте, который и лез мне в рот всё это время. Свивший гнездо на моих первых девяносто зверь тихо заворчал, а я, стараясь не разбудить ворчуна, положила его на подушку.
Рядом со мной, буквально закуклившись в одеяло, спал Кирилл. Я постаралась не разбудить обоих и тихо добралась до ванной комнаты что бы освежиться, а затем накинув теплое пальто на плечи — отправилась на палубу.
Сказать, что у меня был шок и я обалдела, это всё равно, что вежливо промолчать. Вчерашнее ржавое корыто, которое вызывало мои опасения в том, что мы-таки доплывем до МагКонтинента преобразилось словно по волшебству. Хотя, о чем это я? Судя по всему, без магии тут не обошлось, как говорил Кирилл капитан маг-стихийник, и судя по тому, что я вижу сейчас, он не водник, а воздушник. Ну или как там это правильно называется.
Полуразвалившийся баркас, который сразу мало напоминал пассажирское судно преобразился в летучий голландец и оставляя за собой голубоватый след дыма и негромкий гул мерно работающего двигателя, довольно быстро плыл по небу метрах в двадцати от воды. Я, разинув рот, пялилась по сторонам, не в силах скрыть своего изумления. Теперь понятно почему меня перестало тошнить, и утром я почувствовала себя великолепно, все просто — мы не плывем, мы летим.