На улице мы оба дали волю чувствам. И хотя бес не имел возможности прибегнуть к человеческой речи, лай его был мне понятен как никогда.
Потом мы шли по направлению к моему дому, и я уговаривал его согласиться, что Аннушка, куколка моя, настоящее чудо. Совершенство. Какая талия! Плечи! Волосы! А какие глаза! В ней нет ни единого изъяна, и при этом до чего она чиста! Розовела от самых невинных шуток.
— О дети, дети! как опасны ваши лета! Мышонок, не видавший света, попал в беду, — подал голос бес. — В том-то и дело, что она слишком уж идеальна. Ей года двадцать два — двадцать три, она очень хороша собой и сексуальна, она работает в подчинении у этой рыжей стервы, которая готова изнасиловать, даже манекена. Вокруг нее крутится множество богатых и просто наглых мужиков, — и притом Аннушка выглядит да, похоже, и является девственницей. Поверь моему колоссальному опыту, Паша, что-то тут нечисто.
— Дурак ты, Жорик, — сказал я мягко. — Твой колоссальный опыт хорош, когда разговор идет о всякой человеческой и нечеловеческой дряни. Нам же посчастливилось столкнуться с одним из тех людей, в существовании которых и состоит смысл нашей цивилизации. Это же ангел во плоти.
— А может, ты и прав, коллега, — неожиданно согласился он. — И все равно… Думаешь, влюбленность в ангела и особенно его ответная любовь способны принести счастье?
Я мечтательно вздохнул.
— Зря спросил, — констатировал бес.
Когда мы расставались, уже помирившиеся, он задумчиво протявкал:
— Одного не пойму… Откуда тебе стало известно про эту старую каргу де Шовиньяк? Я же никогда и никому о ней не говорил…
Сколько веревочке ни виться, концу быть. Неделя минула. Софье Романовне, как и следовало ожидать, я вполне пришелся ко двору. Еще бы, такой пай-мальчик!
А раз испытания закончились, начались труды иного порядка…
Я стоял перед мажордомом Софьи Романовны и выслушивал кое-какие наставления, ибо ждало меня сегодня впервые дежурство не обычное, а ночное.
Узнав о такой, с его точки зрения, колоссальной удаче, Жерар возликовал прямо-таки непотребно. «Паша, она сама сегодня соблазнит тебя — сдохнуть мне, если не так!» — лаял бес, подпрыгивая от избытка переполнявших его чувств. «Ты сдохнешь гораздо раньше, если не заткнешься», — сказал я ему сердито. Однако в животе у меня что-то сладко зашевелилось, а руки слегка задрожали. Бес оценивающе посмотрел на меня и многозначительно заворчал.
Анатолий Константинович был, по обыкновению, серьезен, деловит и конкретен воистину лапидарно. Поэтому двухминутного инструктажа вполне хватило. И так все ясно: нос не в свои дела не совать, выполнять малейшие хозяйские прихоти, спать с 24.00 до прихода кухарки Танюши Петровны утром, примерно в 05.30. А главное, «следить, чтобы болонка на ковер не гадила».