— Не боись, — усмехнулся Агафонов. — Тут сигнализация проведена. Никто не влезет. А тебе у меня понравится, — пробурчал он, оглаживая собаку. — У нас парк рядом, будем с тобой по утрам бегать…
— Папа! Да! — радостно вскинулся Егор. — Все вместе! Только тебе придется отпросить меня у мамы!
— Попробую, — кивнул Агафонов, понимая, что битва предстоит жестокая.
«Нина не согласится, — мысленно поморщился он. — И всему виной не великая материнская любовь, а деньги! Те самые сто тысяч в месяц, перечисляемые Агафоновым на карточку жены в качестве алиментов. Нинка — алчная натура — вряд ли захочет их лишиться».
— После Нового года все обсудим, — заявил Агафонов и тут же присвистнул. — Тогда и Зака заберем. Ему одному на новом месте тоскливо станет.
— А ты точно его заберешь? — взволнованно прошептал Егор, да еще глянул перепуганными глазенками.
— Да, — кивнул Агафонов. — Только с дедушкой нужно этот вопрос обсудить. Это же его собака. И если он в ближайшее время домой не вернется, мы с тобой после каникул заберем к себе Зака. До марта он тут точно один не останется.
Тонкие руки сына взлетели в воздух и тотчас же обвили крепкую Агафоновскую шею.
— Папочка, — проскулил Егорка. — Ты самый лучший на свете!
— Конечно, — фыркнул Михаил. — А ты сомневался? — Он прижал сына к себе, легко клюнул в макушку и, дождавшись окончания обнимашек, отправился в спальню. — Пора устраиваться на ночлег, друзья мои, — прокричал из зала и, свернув в спальню, присвистнул.
— Ну ни фига ж себе!
Вместо старого румынского гарнитура, купленного еще в школьные годы Миши Агафонова, комнату занимала добротная итальянская мебель. Зеркальный шкаф с ручками-кисточками, туалетный столик с зеркалом в резной раме и застеленная стеганым покрывалом кровать с высоким изголовьем.
«А папа понимает толк в жизни, — мысленно усмехнулся Агафонов. — На ту койку, где спал с матерью, не стал приглашать женщину. Купил все новое. Молодец старик!» — про себя заметил Михаил и удивленно глянул по сторонам. В спальне маминых портретов больше не было.
— Хм… — пробурчал себе под нос Агафонов и, почувствовав, как неприятно резануло по сердцу такое открытие, принялся осматривать дом. Мимоходом зажег колонку и отправил сына купаться, выпустил Зака, сомлевшего в теплом помещении, во двор. Мамин портрет, один-единственный, обнаружился только в кабинете отца. Небольшая выцветшая фотография в рамочке. Мама в красном сарафане и с венком из одуванчиков сидела на скамейке около озера и счастливо улыбалась. Агафонов быстрым движением огладил красивое доброе лицо и поспешил к сыну, вывалившемуся из ванной вместе с клубами пара.