— Макарона, — резко окликнул кто-то сзади, да еще и по плечу стукнул.
«Значит, однокурснички», — подумала Ева и нехотя повернула голову. Поморщилась внутренне, надев на лицо дежурную улыбку.
— Ты чего здесь? — подозрительно фыркнул Глеб Старшинов, бывший сосед по парте и незадачливый кавалер. — Тебя-то что принесло в офис к Агафонову?
— Куда? — не поняла она и тут же прослушала краткую историю компании, куда только что приходила на собеседование.
— Агафонов Михаил Александрович, хозяин всего, что ты сейчас видишь перед собой, и еще на десять этажей вверх. Глава холдинга, названного в честь себя любимого…
— Почему ты мне это рассказываешь? — протянула томно. Нарочито томно, зная, что собеседника это бесит.
— Зачем ты сюда приперлась, зубрилка несчастная? — процедил Глеб. — Тут таким, как ты, ничего не светит. Да и зачем тебе работать? Тебе папочка и мамочка все принесут на блюдечке…
— Идиот, — коротко бросила Ева и поспешила к выходу. Она чувствовала, как ее трясет от ярости, как от гнева руки сжимаются в кулаки.
«Так бы врезать по этой ехидной морде, — подумала она, представляя, как в лицо Старшинову хорошо заученным движением прилетает кулак. — В таком состоянии за руль лучше не садиться», — предупредил внутренний голос.
Она быстро прошла мимо парковки холдинга и, войдя в кафе напротив, уселась за столик у окна. Заказала латте и круассан и попыталась собрать себя в кучу. Вот только получалось с трудом, как всегда, когда кто-либо упоминал о матери. Горечь потери тотчас же затопляла душу и легкие. Становилось нечем дышать, а из глаз сами собой лились слезы. Еве всегда казалось, что тогда, десять лет назад, она попала в какую-то параллельную реальность, да так и не вернулась обратно. Мама, красивая и здоровая, с голубыми глазами и копной черных волос, с румянцем во все щеки и заливистым смехом, умерла в одночасье. Вот она только ходила, ругала братьев за бардак в комнате, хлопотала на кухне, а потом прилегла на минутку, будто устала, и уже не поднялась. Никогда. К великому ужасу тех темных лет прибавилось и признание отца, что у него есть вторая семья и маленькая дочка.
— Теперь они будут жить с нами, — пророкотал он примерно через два года. И Ева даже сейчас помнила, как боль предательства захлестнула еще сильнее, чуть заглушая боль утраты. Новой женой отца оказалась его секретарша.
«Банальненько, — в который раз хмыкнула про себя Ева, вспоминая уверения отца, что мама знала и не препятствовала. — Мели Емеля, твоя неделя», — мысленно охнула, когда в первый раз осознала, что минимум три последних года до смерти матери отец жил на две семьи.