– Я сама дала.
Я побрела в кухню, хотя собиралась в ванную. Подошла к столу и оперлась на него, глядя в глянцевую поверхность столешницы. Сил не было совсем. Почувствовав слабость в коленях, я опустилась на стул.
В кухню тихо вошел Феликс.
– Яна, как ты вообще жива осталась? – спросил он. – Он смертельно ранен.
– Он меня не трогал, – отрезала я, догадавшись, что мне не верят. – Не знаю, почему не напал. Когда я вернулась, он уже здесь был. Ничего не соображал… Неважно, ясно?
Феликс не проронил ни слова, молча забрал из прихожей сумку и вернулся в комнату. Я пожалела, что говорила с ним так резко, но мне хотелось хоть немного прийти в себя, а не объясняться.
Я слышала, как он негромко заговорил с Эмилем – уговаривает выпить крови, а тот огрызается в ответ и пытается встать. Надо проверить, как сильно меня порвали… Я встала на непослушные ноги и потащилась в ванную.
Когда-то она была чистой и приятно пахла, теперь напоминала поле боя. Кровь размазалась по кафелю и засохла, кое-где собравшись в уже свернувшиеся лужи. Окровавленная тряпка в углу оказалась чем-то вроде покрывала – чужого, у меня такого нет. Я поворошила его ногой – на вид знакомо и вспомнила: это не покрывало, это тяжелая плотная штора из дома Андрея. Я подобрала ее и швырнула в ванну.
Страшно представить, сколько придется отмывать. Эмиль уделал весь дом и меня саму вывалял в крови – майка и джинсы засохли и неприятно царапали кожу, став жесткими.
В зеркало было страшно смотреться, но я встала напротив и осторожно повернула голову, рассматривая, во что превратилась шея. Все не так плохо. Он не порвал мышцы и не вгрызался глубоко. Наверное, потому что я не сопротивлялась.
На бледной коже было два полукруга проколов – от верхней и нижней челюсти. От клыков остались глубокие следы. Все ранки наполнились черной спекшейся кровью, она размазалась и вокруг, но не так много. В прошлый раз меня ею залило. Укус припух и страшно ныл.
Да, любовь вампира – жестокая штука. Она кончается одинаково: ты его любишь, а он тебя жрет. От человеческой любви она отличается шрамами – в душе и на коже, они не умеют любить по-другому. Теперь шрамы, которые оставили оба моих любовника, на моей шкуре навсегда.
С тяжелым вздохом я пустила воду и склонилась над раковиной. Бережно отмыла шею, стараясь не касаться ран. Жадно напилась ледяной воды из-под крана и бессильно уткнулась лицом в сложенные ладони.
Эмиля тоже придется помыть. Но сначала – вытащить пули.
Глава 33
Тряпка оставляла на кафеле бордовые разводы.
Как ни прополаскивай, ощущение, что крови становится только больше. Я ползала по холодному полу и пыталась оттереть этот ужас. Лоб покрылся испариной – малейшие усилия давались с огромным трудом.