Ингиза не сдержалась и дала волю слезам.
— Нет… — дальше слов разобрать было невозможно. Инфанта рыдала, шмыгала носом, хватала Емину за руки, пытаясь что-то объяснить, но выходили только охи и ахи.
— Ну, поплачь, — принцепсиона сочувственно закусила губу, готовая и сама расплакаться вместе с несчастной подругой.
Проревевшись, Ингиза, наконец, смогла поведать ей о своём горе.
— Я люблю другого.
Емина ахнула поражённо и прикрыла рот ладошкой. Выходить замуж без любви, по её мнению, было вполне нормально, тем более членам королевских семей. Но выходить замуж, когда ты любишь другого мужчину, думаешь, грезишь о нём, это обрекать себя на муки и страдания.
— Как же так? Ингиза, да в кого ты влюбилась? Погоди, в Арна, наследника Гнёзда?
— Уже не наследника, — поправила её инфанта. — Но, не в него. И не в его друзей! — предупредила она следующий вопрос Емины. — Не спрашивай, ладно! Он обещал…
А что, собственно, Инис ей обещал? Что женится? Нет. Он просил её не выходить замуж несколько месяцев. А что потом?
Ингизе стало муторно на душе. Она обещала ему верить! И верила! Непонятно во что и зачем, но верила!
— Он красивый? — осторожно спросила Емина, не зная, как лучше и правильнее продолжать разговор.
— Какая разница, — удручённо буркнула инфанта. — Красивый… Не это главное! Он… не такой, как все!
— Разумеется, — с готовностью согласилась принцепсиона. Шарль для неё тоже был не таким как все, единственным и неповторимым. — А когда… помолвка?
— Совсем скоро. Отец пригласил Ривера к нам с визитом. Я жду его с ужасом!
— Послушай, Ингиза, а ты произведи на него плохое впечатление! Может, он и передумает?
— Как это? Нагрубить что ли?
— Нет! Надо постараться узнать, какие ему женщины не нравятся, и стать именно такой!
— Какой? Вдруг, ему толстые не нравятся? Так мне что, прикажешь, специально потолстеть?
— Давай не будем торопиться и постараемся как можно больше узнать о навакрийском короле.
— У кого?
— У людей, Ингиза, у людей.
Густой зеленоватый дым выполз из жертвенной чаши, словно обожравшийся питон, и медленно заструился вниз, вдоль толстой резной стойки, сворачиваясь в кольца и меняя цвет на болотно-бурый. Почти достигнув пола, он, как живой, потянулся к ногам жреца, окутывая сапоги мужчины невесомым кольцом. Жрец недовольно переступил ногами, отгоняя дымные оковы, и с недовольным видом закрыл чашу медным колпаком.
— Третий раз они отказывают нам… — задумчиво проговорила Эрима, откидывая с головы капюшон обрядового балахона, — обижены или нечего сказать?
Протус повторил её действия и тяжело вздохнул.