— Что скажешь? — спрашивает Давид, когда входит внутрь после парковки машины. — Жить можно?
— Конечно! — быстро киваю. — Тут уютно и просторно. А главное, нет журналистов.
Я пытаюсь отшутиться, но взгляд Давида темнеет, будто я сказала что-то плохое. Ему, видимо, тоже не по себе от того, что происходит в нашем городе. От яростного преследования и постоянного внимания со стороны прессы. Он, как и я, хочет раз и навсегда забыть обо всем, что случилось и, наконец, начать нормальную семейную жизнь.
— Я думаю, что нескольких дней хватит. Я предупредил всех на работе, что меня нет. Глеб знает, он присмотрит за Маришей, а мы… — он подходит ко мне ближе и, не спрашивая разрешения, обвивает мой живот руками, устраиваясь сзади.
От него исходит приятное тепло и спокойствие. Стоя так я чувствую себя в полной безопасности, потому что мужчина рядом никогда не обидит меня. Странно, но куда-то ушла обида, заполняющая меня изнутри. Я больше не вспоминаю о том, что произошло между нами и не думаю, что Давид виноват. Он не знал, а я слишком сильно прикипела к нему, чтобы разочаровываться снова, хотя мне безумно страшно.
— Побудем вместе? — хрипло спрашивает он и переворачивает меня к себе.
Давид смотрит на меня так, что мне тут же становится не по себе. В его взгляде читается явное жаление. Не уверена, что готова, но когда мужчина рывном усаживает меня на стол, стоящий позади и впивается в мои губы, все сомнения мгновенно испаряются. Я понимаю, что хочу его так же сильно, как и он меня.
Мои руки сами тянутся к его аккуратно застегнутой рубашке, а дрожащие пальцы едва справляются с пуговицами, которые почему-то никак не хотят выскальзывать из петель. Он обнимает меня за плечи и тянет за замок платья, позволяя мне освободиться от него. Его ладони тут же опускаются мне на поясницу, сжимают, гладят, опускаются к ягодицам и поднимают меня, чтобы освободить низ от платья. Совсем скоро я остаюсь перед ним в одном нижнем белье. Несмотря на то, что между нами уже был секс, мне все равно немного неловко по его пристальным взглядом, которым он меня осматривает.
— Ты прекрасна!
Давид прижимается губами к моим губам, проталкивает язык глубже и целует так, что у меня дрожит все внутри. Набравшись смелости, касаюсь его плеч, провожу по ним руками, отмечаю мощные, стальные мышцы плеч и груди, и иду дальше, опуская руки ниже, доходя до прорисованных кубиков пресса. У Давида твердый, прорисованный пресс и мощная фигура, от одного взгляда на которую, хочется тут же протянуть руки и пощупать все.
Нас будто срывает. Мы уже не отдаем себе отчета в том, что творим. Набравшись смелости и поняв, что я не собираюсь его отталкивать, Давид произносит: