* * *
Темный, мрачный коридор темницы навевал уныние. Спускаясь по узкой винтовой лестнице, барон растревожил не до конца зажившую ногу и сильно хромал. Около двери крайней камеры стоял на посту одинокий ополченец — за дефицитом людей никого более боеспособного не нашлось.
— Как он, не буянит? — спросил барон, опираясь на стену и давая отдых ноге.
— Не, ваша милость, тихо сидит. Даже не шевелится.
— Открывай. Пойду поговорю с нашим гостем.
Ополченец засуетился, звеня ключами, отпер тяжелую стальную дверь и потянул ее в сторону. Свет факела проник в камеру, отразившись в ярких голубых глазах ее обитателя.
Лишенный своих тяжелых латных доспехов и монструозной булавы, паладин уже не выглядел ходячим танком. Конечно, с крестьянином его не спутаешь — могучие мышцы, породистое лицо, выправка, сила духа — даже будучи пленником, воин оставался воином.
Когда у вконец вымотанного, едва остающегося в сознании барона спросили, что делать с пленным, он не сразу понял, о чем речь. Решив отложить решение на потом, приказал засунуть живучего вражину в темницу.
Навернувшись со стены и переломав себе все что можно и нельзя, упорный паладин оставался в сознании и до конца пытался сопротивляться. Вязавшие его солдаты изрядно вымотались и отхватили тумаков. Впрочем, в долгу они не остались, и выцарапанный наконец из своего панциря паладин был доставлен в камеру в совершенно отбитом состоянии.
Тем удивительнее то, что он уже практически здоров — сколько же выносливости у этого быка!
— Приветствую, сэр. Хотел было сказать «добрый день», но вы, наверное, со мной не согласитесь? — барон так и не придумал, чем можно привлечь пленника на свою сторону, и положился на импровизацию.
— Пожалуй, что так. — пленник криво улыбнулся углом рта. — Я плохо запомнил окончание боя, но видимо, он сложился не в нашу пользу.
— Верно. Вы проиграли. И теперь у вас есть выбор — остаться здесь, дожидаясь чуда… Или…
— Или?
— Хорошенько подумать. И понять, что вы оказались не на той стороне.
Услышанное оказалось для паладина сюрпризом. Он несколько секунд всматривался в лицо собеседника, ища там насмешку, а потом медленно заговорил.
— То есть вы предлагаете мне предательство? Мне — паладину, воину церкви? Вы в своем уме?
— Вот по поводу ума я бы на вашем месте молчал. Я бы еще понял, окажись на вашем нагруднике белое солнце. Но вы пришли не карать еретиков — хотя тут тоже есть с чем поспорить — вы пришли грабить. Да, да, просто и незамысловато. Не знаю, что вам рассказали ваши командиры, но война началась с вероломного нападения на кастеляна крепости и прелата местной церкви. Тогда они получили достойный отпор — но вернулись с подкреплениями, чтобы довести дело до конца.