— Задам тебе встречный вопрос, Лера. Уверена ли ты, что хорошо знала своего мужа?
Я не выдерживаю и поднимаюсь с места. Цокая каблуками прохожу по ламинату и останавливаюсь прямо напротив него. В ноздри ударяет непривычный запах парюма с нотами табака и кедра. Грубее и ярче, чем был у Тима. Поднимаю голову вверх, потому что рост Рустама значительно выше моего. Он возвышается надо мной огромной нерушимой скалой — чуть шире в плечах, чем Тим, но в целом — идентичный, такой же.
— Тимур был прекрасным мужем! — выкрикиваю я. — Любящим и заботливым. И если ты намекаешь, что он обманул меня, то ошибаешься. Я знала своего мужа, да. Прекрасно знала.
Он переводит свой взгляд на мой живот, и я впервые вижу на его непроницаемом лице живые эмоции. Челюсти сжимаются сильнее, брови недовольно хмурятся, а чёрные непроницаемые глаза, кажется, еще больше темнеют.
— Ты беременна?
— Ты беременна?
— Разве это имеет какое-либо значение? — гордо вскидываю подбородок и жадно рассматриваю каждую его черту лица.
Крупный нос как у Тима, губы с чёткими гладкими контурами точно, как у Тимура, и даже чёрные глаза с длинными ресницами и те как у покойного мужа. Лицо словно отображение в зеркале собственного брата, один в один. Не знаю, что находится под одеждой и схожи ли у них тела, но ксерокс на лице в их случае сработал на ура.
— Здесь задаю вопросы я, — отвечает твёрдым голосом Рустам, словно недоволен моим ответом.
— Да, я беременна! — хочу ответить с вызовом, но голос в конце дрожит и получается не слишком убедительно. Даже как-то жалко.
За те двадцать четыре часа ожидания приговора от Тахирова, меня посещали разнообразные мысли. Самая страшная из которых — оставить ребёнка в детском доме, пока я не встану на ноги и не смогу обеспечить ему нормальную жизнь. Роды уже на носу — срок плавно перевалил за тридцать восемь недель, а я так и не определилась с тем, как мне жить дальше и что делать с жильем. Если только Рустам даст мне шанс остаться в доме, я смогу найти работу, я подыщу няню и обязательно все улажу, чтобы мыслей таких больше не возникало.
— И что ты собираешься делать дальше? — хмурится сильнее Тахиров.
— Я не знаю. Вернее, знала, пока ты не появился в моей жизни и не разрушил в ней всё!
Он ухмыляется. Неприятно так, злобно, словно я для него посмешище, придворный шут. А я в этот самый момент отчётливо сожалею о том, что вместо Тима умер не он. Не он врезался в грузовик с цистерной, не он разбился в лепёшку. Не его тело вырезали по кусочкам и складывали словно пазл, чтобы во время похорон сделать цельную картинку, от которой не было бы так страшно, как в реальности. Но мне было страшно, несмотря ни на что. Страшно, холодно и невероятно одиноко.