Вторая планетарная война прижала землян к материнскому чреву. Давно обрушились некогда горделивые, царапающие небеса высотки, осели и быльем поросли космолеты, навеки умолкли орбитальные спутники, но все еще продолжали теперь уже бессмысленный молчаливый полет. Земля покрылась многометровыми сугробами собственного пепла, из-под которого к серому небу и раздувшемуся от старости, но слабо различимому за пыльной пеленой огромному оранжевому солнцу тянулась среди обломков зазнавшейся цивилизации сухая, тощая, бурая трава.
Мимо меня в поисках падали пробежал облезлый двухголовый технопес. Должно быть, он почувствовал запах крысы. Он покружил над крышкой люка, механизм которого не распознал в нем человека и не открылся, и, повесив хвост, потрусил дальше. Наши достижения марсиане развеяли по ветру, а радиация вклеила так долго нами создаваемую бессмертную кибернетическую сеть в структуру молекул ДНК всех живых созданий. Из-за подвижного генома мутация собак выразилась особенно ярко: были здесь и церберы, и орфы, и другие виды, неумышленно предсказанные древними художниками. За считаные годы появилось множество прыгающих и ползающих тварей, не задуманных земной природой. Вот только встретить их родителей, над которыми неторопливая природа трудилась миллионы лет, теперь можно было только в редких лабораториях, да еще и во снах.
Я загреб ногой пепел – приятное тепло разлилось по телу. Теперь большую часть тепла мы получали от самой Земли, как и было когда-то при ее рождении. Хрупкие суставы версии 1.3 заскрипели, и я в очередной раз за свою жизнь, которой не помнил начала и не вел счета, изумился, насколько же тяжело приходилось человеку прошлого полагаться на одни только ломкие кости да подвешенные к ним кусочки мяса. Он подолгу лежал камнем, когда выходила из строя какая-нибудь ничтожная шейка бедра. Нет, все краски прошлого мира, если они когда-то и были, я не поменял бы на десятую часть своей версии.
Я вспомнил, что нуждаюсь в перезагрузке системы, и повертел головой. Конечно, можно вздремнуть под разлапистой верхушкой пепельного дерева, пробивающегося сквозь бело-серую толщу, но тогда может вернуться орф, а миролюбия в отношении к спящему от него не дождешься. Других укрытий я не обнаружил. Придется спуститься в гостевой дом, который был придуман людьми еще в пору, когда наш сон исчислялся не минутами, а часами.
Типовое окно отворилось, и подоспевшая платформа опустила меня в холл, от которого вдаль уходил просторный длинный коридор черного пластика. Здесь всем заведовали роботы, ведь прежде гостевым домом пользовались не только нищие забулдыги, но и высокотехнологичные представители нашего вида, а довериться человеку последние не могли.