Ярко-красные губы скривились в усмешке, и барышня, положив одну руку на изогнутое перило, насмешливо протянула:
— Так-так-так… Кого мы видим… Неужели Данила Ворошилов собственной персоной?
— И тебе доброго дня, Вероника, — нехотя кивнул Данила. — Мы уже уходим.
— Не сомневаюсь, — насмешливо фыркнула девушка, и ее лицо вдруг приобрело какое-то очень злорадное выражение. А после эта мерзавка в мехах выдала гадость: — Даже странно, что ты вообще здесь появился. В твоем-то финансовом положении такие места не по карману. Да и вообще… вынуждена признать, что ты потрясающе быстро опустился. Я даже не ожидала, что рухнешь на самое днище настолько стремительно.
Она поморщилась, от чего ее лицо окончательно перестало быть красивым и сейчас больше напоминало крысиную мордочку.
— Знаешь, Вронская, я даже вступать в полемику с тобой не буду, — спокойно ответил Ворошилов и спустился со ступеней, махнув мне, чтобы не задерживалась. — опускаться до твоего уровня нет совершенно никакого резона.
Вероника, впрочем, явно не ощущала, что в беседе поставлена точка, и, очевидно, хотела последнее слово оставить за собой.
Она на удивление шустро оказалась рядом с нами и, самодовольно улыбаясь, открыла наманикюренными пальчиками ридикюль, достав оттуда пятитысячную купюру, а после подалась вперед и сунула ее… почему-то мне в карман куртки.
— На бедность, — пояснила Вероника, пока я приходила в себя от такой лютой наглости. — Вам сейчас нужнее. И да, Ворошилов, я смотрю, ты времени даром не терял. Подобрал себе и вещички согласно новому статусу, и… женщину.
Меня только что сравнили с ободранной курткой. Той самой, что одевать только ночью, в темноте и до туалета. Шикарно.
— Ты совсем о…’? — матерно, но копируя мои мысли, спросил Ворошилов.
А я просто залезла в карман, сжала хрустящую банкноту и кинула крыске в лицо.
Она ойкнула и попыталась отшатнуться, но купюра все равно попала ей в лоб и, отскочив, упала на тротуар прямо у носков туфель.
— Я смотрю, что манер, в отличие от денег, вам судьба не отсыпала, — сухо проговорила я, а после развернулась и не оглядываясь зашагала вперед.
В душе кипела огромная, просто лютая злоба. Вот же… швабра богатая! Да кто ей позволил так себя вести и такое говорить?! Что это за бесконечное, просто-таки инопланетное хамство?!
Ворошилов догнал меня спустя минуту и молча пошел рядом. Заговорил он только когда мы дошли до конца улицы.
— Это было потрясающе. С Вероникой так точно никто никогда не поступал.
— А кто это вообще? — не удержалась я от вопроса.
— Моя невеста. Бывшая, — спустя несколько минут спокойно ответил Ворошилов, — Высокие чувства не пережили испытания банкротством?