Я ненавидела признавать, но видела больше смысла в его поступке, когда он бросил меня в тот день в Париже, чем то, что он говорил мне сейчас.
— Я был двадцатитрехлетним идиотом.
— Очевидно, — ответила я. — Я имею в виду... ты занимался со мной сексом, а потом бросил. Мне было восемнадцать, ты лишил меня девственности, а потом исчез. Можешь себе представить, что я чувствовала тогда?
Глаза Пенн округлились от шока.
— Подожди... что ты только что сказала?
— Мне было восемнадцать, — сказала я, понимая, что сказала ему то, что поклялась себе не говорить.
— Ты была девственницей?!
— Я хотела сказать…
— Натали?
— Да, была.
— Почему ты не сказала тогда мне?
— Эй, не обвиняй меня!
— Я не обвиняю. Просто не могу в это поверить. Неудивительно, что ты так злилась на меня все эти годы. Как ужасно закончилась для тебя эта ночь!
— Ха, — сказала я невесело. — Это была только половина дела. Ты велел своей горничной выгнать меня, а она назвала меня мусором и выгнала на улицу.
— Я никогда ничего подобного ей не велел, — сказал он в шоке. — Я даже не виделся с ней перед отъездом.
— Неужели? А она так все представила, что ты велел ей так со мной поступить.
— Я почти ничего не помню о том утре, — сказал он. — В основном просто, как сел в самолет и полетел домой.
— Зачем? — Я с нетерпением ждала ответа сейчас, как и все эти годы. Мне было мало, что Пенн заявил, что он хочет меня. Я должна была выяснить все. Не зная всей правды, не могла сказать могу ли я доверять ему, чтобы сделать следующий шаг. — Почему ты улетел?
Пенн уставился в пол и потер затылок, прислонился к стене веранды, вздохнул и посмотрел на меня.
— В то утро умер мой отец.
У меня отвисла челюсть.
— О боже мой!
— Я должен был разбудить тебя и все рассказать. Но все было как в тумане. Я прыгнул в самолет и улетел.
— Ты не должен извиняться за это.
Мое сердце бешено колотилось, когда я вспоминала все, что произошло той ночью теперь уже с новой информацией, которая меняла почти все. Да, он все еще был придурком за то, что не разбудил меня и не сказал, что улетает. Дерьмовый поступок с его стороны. Но... если бы мой отец умер, я бы, наверное, тоже не разбудила его, мне просто было бы не до этого. Я так долго на него злилась. А теперь все свелось к этому моменту.
Я отпустила гнев. Отпустила недоверие. Отпустила все.
Затем я подошла и поцеловала его.
Он наклонился ко мне, его губы были мягкими и манящими. Никакой непринужденной игривости, которая была у нас в последние две недели. Поцелуй был глубже, лучше. В сто раз интенсивнее.
Его руки обвились вокруг моей талии, притягивая наши тела друг к другу. Мои пальцы запутались в его волосах. Его рука впилась мне в поясницу. Мое тело мгновенно отреагировало на его прикосновение, на мягкую ласку его языка с моим. На то, как он двигал им, подразнивая мою нижнюю губу, а потом зажал ее между зубами.