На другом конце, в самом темном углу – бес.
Фариз – та еще ушлая сволочь. Приходит в «Безнадегу» по средам и воскресеньям, забивается в этот свой угол, где раньше, до его появления, стоял бильярдный стол, и бухает. Бухает так, что даже мне на это смотреть тошно. Но бесу все побоку, уходит всегда на своих двоих. Сидит один, ни с кем не говорит, никого к себе не подпускает, не заглядывается на официанток, не делает ставок, не приторговывает втихую. Я знаю, почему он бухает, «Безнадега» знает, почему он бухает, сам Фариз тоже знает. Бес бухает, потому что без этого ему совсем тошно, без этого желание сдохнуть может превратиться в действие. Он мечтает сдохнуть, но не может. Увы и ах. Не может, пока не разрешит хозяин. А хозяин не разрешит, хозяину в кайф наблюдать за спивающимся бесом.
Фариз напоминает иногда меня. Меня когда-то давно. Того меня, которого не существует больше. Клео, Владимир, Зарина, даже Вэл – у каждого здесь есть причина, каждому «Безнадега» готова дать то, чего он хочет. Я готов дать.
Но не Элисте Громовой. Потому что я не знаю, я не понимаю, чего она хочет. Я даже страхов ее не вижу. А ведь их… их всегда гораздо проще увидеть, чем желания. Кто бы там что ни говорил, но страх – всегда дерьмо осознанное, сильное, болезненное. Боль считывать просто.
Только Громову прочитать ни хрена не просто, но…
Всегда есть «но», правда?
Я отворачиваюсь, возвращаюсь к себе. Ужинаю через полчаса и с удовольствием отмечаю, что Вэл принес именно то, что надо для духа в горшке. Труп отличный.
На духа трачу остаток вечера и ночи, а утром, как всегда, еду к Дашке.
Еду и матерюсь сквозь зубы, потому что Москва стоит намертво. Как вкопанная и двигаться не собирается. Я сбрасываю девчонке на телефон короткое сообщение, чтобы она обязательно меня дождалась, и пытаюсь понять, удастся ли объехать пробку, найти другой путь.
Не люблю навигаторы. Терпеть не могу. Поэтому полагаюсь только на свое знание города.
Но через час моих почти бесполезных петляний по узким улочкам накатывает очередное божественное откровение – если продолжу в том же духе, опоздаю окончательно.
Я паркуюсь в ближайшем дворе, закрываю тачку и проскальзываю в переулок. Здесь никого нет, слишком рано даже для дворников и любителей пробежек по утрам. По идее то, что я собираюсь делать, запрещено. Советом. Но… Не насрать ли мне?
Миг и я стою под козырьком знакомого подъезда, с очередной коробкой в руках, жду Дашку, удаляя сообщение из мессенджера. Еще непрочитанное сообщение. Странно, ей до выхода три минуты, по идее, она должна была давно прочитать мое послание.